Звон от пощечины раздался быстрее, чем Анна-Мария успела открыть рот и поприветствовать дорогого родителя. Девушка так и застыла, расширив глаза и с ужасом взирая на графа Понтилата, лицо которого не выражало ни единой эмоции. Ни гнева, ни смятения, ни тем более радости от неожиданного воссоединения семьи.

— Дрянь.

Слова его ударили еще больнее пощечины. Сколько бы девушка ни старалась сохранить хладнокровие, это не удавалось. Обнаженная обида отразилась на ее лице. А еще страх. Страх, который вымораживает внутренности и заставляет внутренне содрогаться.

— За что? — задала несчастная единственный вопрос, так и просившийся сорваться с губ.

— За то, что посмела ослушаться меня, — вкрадчиво ответил родитель.

Немолодой уже граф с проседью на висках и в камзоле из дорогой черной ткани возвышался над своей дочерью в центре богато обставленного кабинета, как единственный и неповторимый хозяин ее положения. Хотя почему «как»? Своим статусом графиня была обязана происхождению. К тому же, именно благодаря дружбе Говарда Понтилата с Его величеством, между Дорианом и Анной-Марией был составлен брачный договор пять лет назад. Без помощи влиятельного отца девушка вряд ли взлетела бы так высоко, но тем больнее ей было рухнуть вниз, обломав крылья.

— Я просил тебя соблюдать осторожность, Анна-Мария, только и всего. — Губы родителя тщательно прожевывали каждое слово и выплевывали юной графине в лицо. — Но ты не справилась. Проглядела змею под самым носом и за это оказалась наказана. И поделом тебе. Поделом.

Хотелось закрыть глаза и распахнуть их тогда, когда кошмар прекратится. И король, и отец прежде души не чаяли в этом ребенке, однако в одночасье всё изменилось. Девушка не узнавала ни одного, ни второго. Будто бы самые смелые страхи воплотились в жизнь.

— Но меня… меня же убили! — выкрикнула брюнетка от отчаяния. Сердце разрывалось на куски. — Убили! И вот я здесь, перед тобой, живая и невредимая!

— Как смеешь ты повышать голос на графа Понтилата?! — не сдержался и Говард.

Занес руку для того, чтобы нанести очередной удар, вправивший бы девчонке мозги на место, но оба в пылу семейной ссоры не заметили, как дверь в кабинет отворилась. Настолько хорошо были смазаны петли.

Мгновение — и руку мужчины с проседью на висках перехватила другая рука. А принадлежала она темноволосому некроманту с орлиным носом и золотыми вкраплениями в карих глазах.

— Ты! — воскликнул граф, ядовитым взглядом скользнув по тому, кто ворвался на личную территорию без стука и приглашения.

— Со мной такой номер не пройдет, — сдержанно сообщил ему Азуса, выпуская Говарда из цепкой хватки. — Будь я хоть трижды бастард, но королевская кровь течет в моих венах так же, как и ведьмачья.

— Азуса… — едва шевеля губами произнесла Анна-Мария. — Вернее… — быстро опомнилась она, — …сыскной слуга.

— К черту, — отмахнулся от нее брюнет, сосредотачивая всё внимание на разодетом отце семейства. — Нравится вам это или нет, господин Понтилат, но ваша дочь теперь под нашим надсмотром. И я не побрезгую включить вас в список подозреваемых, если вы продолжите проявлять свою любовь и заботу подобным образом.

— Подозреваемых? — на лице графа заиграла кривая усмешка. — Так, значит, ведьмак заделался в сыщика? Интересно-интересно…

— С вашего непозволения Анну-Марию я забираю. Приятного вам дня, господин Понтилат.

Коротко поклонившись, скорее с издевкой, нежели из уважения к благородной особе, некромант подхватил растерянную брюнетку под локоток и поволок прочь.

А список подозреваемых, действительно, пополнился. Азусе хватило одной только сцены, чтобы расценить отношения отца и дочери, как крайне сложные и совершенно не похожие на партнерские. Да, вероятно, этот мужчина стремился возвыситься за счет своей плоти и крови, обличенной в прелестную капризную девчонку, однако что, если в определенный момент его планы переросли Анну-Марию? Что, если на горизонте замаячил вариант лучше, выгоднее и надежнее, чем возвышение дочери?

Как только дверь в кабинет за обоими захлопнулась, в голове некроманта созрела мысль опросить свою подопечную воскрешенную об истинной сути вещей, но совсем неожиданно чопорная дамочка, всегда старающаяся держать голову как можно выше, а грудь — колесом, превратилась в беглянку. Вырвала руку из хватки парня, подобрала подол домашнего черного платья из гладкого шелка и, громко цокая каблуками, унеслась в полумрак коридора.

Обида, скопившаяся внутри Анны-Марии за всё время пребывания в кабинете отца, требовала выхода. Нет, девушка не заплакала. Она никогда не плакала. Никогда не позволяла слабостям взять верх над собой, но в одиночестве остаться хотелось. Очень хотелось.

Потому, даже не поблагодарив Азусу за его заступничество, бросилась туда, куда глаза глядели.

Путь ей освещало дрожавшее пламя свечей в закоптелых и обляпанных воском подсвечниках. Многие коридоры дворца освещались слабо и практически не убирались по той простой причине, что знатные жители дворца в эти коридоры не заглядывали. Граф Понтилат специально расположил свой кабинет недалеко от малообитаемой части. Не любил гостей. Предпочитал разбираться со всеми делами в одиночестве и плести ажур интриг подальше от эпицентра страстей. Так надежнее.