– На, возьми. Будешь поить этим настоем ребенка каждый раз, когда он попросит пить, до тех пор, пока не спадет температура… Кхм… В смысле пока демон огненной лихорадки не покинет его тело.

Мужчина поспешно кивнул, ошалело глядя на нее. Женщина тем временем подошла к Ведьме, держа в руках свечу, тряпки и мешочек с солью. Та взяла, внимательно осмотрела все, что ей принесли, и поблагодарила хозяйку. Остатками отвара в миске она смочила одну из принесенных тряпок и положила ее малышу на лоб в качестве компресса. Ну вот и все. Теперь пора приступать к самому главному.

– А теперь все вон, – тихо сказала она, глядя на мешочек с солью и свечу, которые держала в руках. Никакого движения не последовало. Мужчина и женщина молча глядели на нее с явным недоумением.

– Я сказала вон, – повторила она уже громче, глядя на них в упор. Тут мужчина и женщина как по команде сорвались с места и опрометью бросились из дому.

Когда дверь за ними захлопнулась, Ведьма вздохнула и приступила к приготовлениям. Нехорошо, конечно, выгонять хозяев из их собственного дома, но куда деваться. Сейчас ей как никогда важен настрой, а чужие глаза и уши не дадут сосредоточиться.

К изголовью кровати малыша она пододвинула стол, расстелила на нем тряпку и насыпала на нее горкой соль. В этой горке она закрепила храмовую свечу, стараясь придать ей как можно больше устойчивости. Потом она пошарила в углу, где были сложены дрова, разыскала небольшую лучину, зажгла ее от пламени, весело потрескивавшем в печи, и засветила храмовую свечу. Когда ровный мерцающий свет разлился по комнате, она снова полезла в свой заветный рюкзак, и вытащила оттуда большую потрепанную книгу и не виданный в этих краях прямоугольный деревянный предмет, похожий на закрытое ставнями окно. Это самое «окно» она раскрыла и поставила на столе так, чтобы на его внутреннюю сторону падал свет от зажженной свечи. И глянули из этого «окна» какие-то неведомые, странные лица. Изображенные на них люди словно бы видели душу насквозь, и потому смотрящий на них чувствовал себя, словно ребенок перед лицом строгих родителей: его охватывали робость и смущение, но вместе с тем желание открыться и довериться им, поскольку они желают ему только добра.

Закончив эти приготовления, Ведьма встала возле освещенного свечой «окна» на колени, сделала странный жест, словно крест на собственном теле поставила, и коснулась лбом темного, давно не скобленного пола. Затем выпрямилась, раскрыла свою древнюю книгу, и, взяв ее в руки, начала медленно, немного нараспев читать что-то на языке, которого доселе никогда здесь не слышали. Однако сосредоточиться, почему-то, было трудно. И тут боковым зрением Ведьма уловила какое-то движение слева от себя, за окном, выходящим на деревенскую улицу. Оторвавшись от книги, она обернулась и увидела две вихрастые макушки и две пары внимательных любопытных глаз, изо всех сил старавшихся разглядеть все, что происходит в доме. Ведьма сделала вид что сердится, сдвинула брови и в упор посмотрела сквозь стекло на непрошенных зрителей. Те моментально скрылись под оконным наличником. «Вот ведь неугомонные! – улыбнулась про себя Ведьма. – Даже страх их не берет. Все-то им знать надо!» И вернулась к прерванному занятию, уверенная в том, что теперь ее никто не потревожит.

Пару часов спустя усталая Ведьма вышла из ветхого домика и тихонько прикрыла за собой дверь. Хозяин, все это время глядевший на улицу из окна дома приютивших их на время соседей, тут же выбежал ей навстречу.

– Делайте все как я велела, – сказала Ведьма, – и уже дня через три с ним все будет в порядке.

Пока крестьянин мучительно искал в своей голове подходящие слова благодарности, Ведьма повернулась, привычным движением закинула на плечо рюкзак и не торопясь зашагала по деревенской улице в сторону леса.

Подойдя к своей палатке, Ведьма полностью разделась, осторожно положила у входа рюкзак и вещи, а затем вышла на расположенную позади палатки полянку. Улегшись спиной на траву, она плотно прижала ступни к стволу одной из сосен, окружавших полянку, раскинула руки и уставилась в сиявшее россыпью незнакомых звезд черное небо над головой. И тут она почувствовала, как подхватывает ее бесконечный поток вечного круговорота жизни, как волны энергии, что несут в этот мир звезды, трава, деревья, омывают ее тело, как омывают воды ручья лежащий на его дне камень. И на какое-то мгновенье ей показалось, что нет больше ни земли, ни неба, ни деревьев, а она плавно парит в волнах теплого ласкового света, который всегда окутывает и оберегает всех тех, кто к нему стремится.

Накупавшись в этом блаженном ощущении, Ведьма оделась, сбегала с котелком к роднику и принялась варить себе на костре суп. Она как раз заканчивала трапезу, когда откуда-то издали до нее донесся надрывный плач грудного младенца. Точнее это был уже даже не плач, поскольку голос был, судя по звуку, давно сорван начисто, а какое-то сдавленное хрипение. Ведьма вскочила, прислушалась и двинулась на звук. Долго идти ей не пришлось. Едва ли не сразу же ей навстречу из кустов выскочила молодая мама, почти совсем девочка. На руках она держала грудного ребенка, который извивался, заходясь в безудержном плаче.

– Приветствую тебя, о мудрая… – начала было скороговоркой гостья.

– Что с ним? – оборвала ее на полуслове Ведьма.

– Не знаю, – со слезами в голосе отозвалась молодая мамочка. – Я уже Бог знает сколько не могу его успокоить. Я уж и качала его, и кормить его пыталась, а он никак не унимается…

Было видно, что она в полном отчаянии и от бессилия сама готова разрыдаться. И не чувствовать состояния своей матери ребенок, ясное дело, не мог. И поэтому с новой силой зашелся в крике.