Мистически-философский роман, в котором мудрый, стремящийся к собственным духовным прозрениям читатель, найдёт увлекательные приключения, переносящие его в различные эпохи человеческого становления, где он, вместе с Висталем, побывает в местах, где его взгляды на жизнь, скорее всего изменятся, и встретится лицом к лицу с известными и неизвестными Великими личностями, и пообщавшись с ними, откроет для себя новые поля созерцания и осмысления.
Повесть бытия
Пролог
«Фантазия – Великая Паллада человеческого духа,
и главная ценность его жизни…»
На самом отдалённом железнодорожном ответвлении, там, где в прямом смысле слова кончалась железная дорога, а точнее сказать Транссибирская магистраль, где всё вокруг казалось безлюдным, необжитым и убогим, стоял старый побеленный розоватой известью двухэтажный дом. Его окна с оборотной стороны фасада открывали великолепный вид на залив, и вся его нехитрая архитектура вызывала чувство ностальгии по безвозвратно ушедшему прошлому. Той ностальгии, которую испытывает всякая утончённая душа при встрече со всем историческим, отдалённым и забытым. В этом доме, несмотря на его ветхость и общую неустроенность, текла всё та же жизнь. И эта жизнь в своей сути ничем не отличалась от жизни, протекающей где-нибудь в Санкт–Петербурге, или Риме сейчас, или где-нибудь в Мадриде, или Париже в прошлом веке. Люди в этом доме радовались тем же вещам, огорчались, когда им не везло, плакали такими же слезами, и смеялись таким же заливистым смехом. И дворовые собаки нисколько не отличались от собак других городов и иных времён, они также лаяли и так же выпрашивали у прохожих съестного, смотря своими грустными многозначительными глазами. Ведь на самом деле жизнь, где и когда бы она ни протекала, в сути своей нисколько не отличается, и несёт всё те же радости и страдания, всё те же восторги и разочарования. И все наши иллюзии на этот счёт, так и останутся иллюзиями. Но наша противоречивая душа, наша мятежная парадоксальная сущность, убеждаясь хоть в тысячный раз, что жизнь всюду одинакова, тем не менее, не перестаёт верить, что где-то там сейчас, и когда-то в прошлом, она была совершенно иной, и что обязательно станет иной в будущем. Такова наша природа. Мы живём мечтами другой жизни, живём грёзами о прошлом и будущем. Всё настоящее, ежесекундное, мы воспринимаем как нечто необходимое, и потому в некотором смысле навязанное. К тому же мы плохо его чувствуем, мы никогда не успеваем за ним, ибо оно летит слишком быстро. Я даже подозреваю, что мы ещё не обладаем «органом», который мог бы с достаточной степенью очевидности фиксировать настоящее, и оно является нам лишь как фантом, лишь как форма противоречия, как линия разграничения, нечто вроде «горизонта событий», в центре которого лишь пустота. Настоящее воспринимается нашим разумом как некое неосязаемое поле разделения, лишь как граница между бескрайними монадами прошлого и будущего, лишь как линия сопротивления, – точка разряжённого поля, в котором на самом деле нет ни времени, ни пространства. И в то же время, для нашего реального разумения, также не существует ни прошлого, ни будущего. Ибо прошлое существует лишь как постоянно растворяющаяся дымка, – как образ, остающийся всегда за спиной и уходящий за горизонт, – туда, где нет никакого существования, и всё его бытие лежит лишь в трансцендентальных сферах нашей памяти, где нет ничего кроме отпечатков, неких следов на влажной почве. Будущее же существует лишь как грёза, как мифическое астральное «экзобытие», всегда остающееся за противоположным горизонтом, и расправляющее свои крылья пред лицом заглядывающего вперёд сознания. А точнее сказать, нашему сознанию лишь представляется, что оно заглядывает вперёд, на самом же деле оно смотрит лишь в свои внутренние пенаты, в свой внутренний иллюзорный мир действительности, для которого в реальности нет никакого истинного прототипа. И на самом деле будущее никогда не приходит к нам, оно всегда – там, за пределами. И отражаясь в зеркалах нашего поднимающегося ввысь разума, лишь представляется реальным. Мы убеждены, что будущее трансформируется в настоящее. Но на самом деле оно лишь проходит через «чёрную дыру» нашего ноумена, и тут же превращается в прошлое. Его бытие в настоящем, не имеет не своего времени, не своего пространства.
Это противостояние прошлого и будущего, их строго направленная векторная трансформация, порождает в нашем осмыслении такую же «чёрную дыру», – некий её метафизический антропоморфный суррогат, который и вызывает все противоречия, сомнения и недоверия, так присущие нашей душевной организации. С одной стороны, вся окружающая жизнь, весь архаический мир, не имеет к нам непосредственного прямого отношения, так как совершенно не зависит от нас, от нашего существования и произвола, с другой стороны, абсолютно доминирует над нами, заковывает в свои оковы и властвует над всеми нашими действиями, принципами и воззрениями. И в то же самое время, мы осознаём, что вся эта жизнь и весь этот действительный мир, от самых грубых, до самых тонких и эфемерных его монад, от самых глобальных и необъятных, до мельчайших и незаметных явлений, рождается и развивается только в нас, в нашем «бездонном колодце-разуме», в его безграничном микрокосме, и управляется неосознаваемой нами монадой божественного произвола, чувствуемого нами, лежащего за «горизонтами событий» нашего ноумена, некоего всеобщего всеохватывающего и всевластного начала. И как в глубоко сакральном смысле, так и в реально действительном, мир, лежащий пред нашим взором, весь его необъятный бескрайний космос, как и весь пантеон неосознанного, – суть продукт этого «микрокосма» и целиком и полностью зависим от него.
Момент реальности существует только для тебя, и ни для кого другого. Только твой разум делит мир на прошлое и будущее. Только он превращает инертное, бездвижное в своей глубинной субстанциональности бытие мира, в подвижную субстанцию, – реку, текущую медленно во времени, по бескрайним долинам пространственного, этого бескрайнего поля, созданного и культивируемого им же. А значит и самой в себе реальности, – не существует. И только твоя фантазия строит всякое бытие и саму жизнь. – Жизнь в себе и для себя. Весь этот мир, все его замки реальности и плавающие между его флигелей и стапелей облака, все его алгоритмы и сплетения, все противоречия и согласия, всё это – суть игры нашего разума. И какими бы они не казались серьёзными, истинными и фундаментальными, все до единой имеют одну цель. – Выиграть у хаоса бытия, у пустоты, как можно больше, завладеть как можно большими её перспективами, утвердиться на как можно большей территории, и подчинить своей воле как можно больше её случайностей, превратив в своё бытие, эту пустую в своей сути, инертность. Так рождается и закрепляется всякая действительность…, так рождается и закрепляется всякая осознанность…, так рождается и закрепляется всякая истинность....
И именно благодаря такому общему положению вещей, порождается та внутренняя борьба двух противостоящих «кланов» нашего «локального сознания», олицетворяющая две непримиримые стороны нашего единого, и в тоже время дуалистического мышления. Одна сторона существует под флагом осознанности себя как законодателя, несущего неопровержимую уверенность в том, что ты являешься центром мира, и всё, что вокруг тебя, весь окружающий мир, является лишь антропоморфной периферией княжащего ноумена твоего сознания. Здесь воля разума ощущает себя монархом, – императором Вселенной! Ей подвластно все, что лежит пред её лицом, – всё, что попадает в поле её зрения. Другая сторона существует под флагом недоверия и сомнения, при котором самоидентификация, ощущения себя относительно мира, всегда выступает в свете полной зависимости и собственной второстепенности, слабости и периферийности собственного «Я», не авторитетности и провинциальности собственного бытия, как лишь отражённой и воплощённой во внутреннее состояние рисующейся картины, – некоей лишь производной от внешней самосущной доминирующей и довлеющей действительности мира. Этой стороне присуще, то не изживаемое ощущение какой-то обыденности настоящего, какой-то мелкости, чувство пошлости данного тебе времени, и неистребимое ощущение бренности и пустотелости, недостаточной наполненности собственного существования. И от этого чувства не ограждён ни один человек, какую бы нишу в жизни он не занимал и какими возможностями не располагал. Будь он бродягой, ремесленником, царём, или философом. – Будь он трижды повелителем или знатоком этого мира! Ибо всё в этом мире строится, осмысливается и чувствуется лишь по отношению к собственной воле, и никак иначе. Заставить себя поверить, что ты находишься в центре мира как очень просто, так в тоже время – невозможно. Ведь мир, охватываемый на миг твоей мыслью во всей своей широте и глобальности, становится в тот же миг точкой, бесконечно уменьшающейся в эфире бескрайних парабол вселенной.
«Настоящая жизнь», как бы это ни казалось парадоксальным, нам представляется за пределами нашей реальности, за границами здесь и сейчас. Периферия – во всяких сферах нашего созерцания и осмысления, всегда явнее и реальнее чем центр. Ибо мы не в состоянии ощущать этот центр, в какой области нашего мировоззрения или осмысления он бы не находился. Наш ноумен, казалось бы, способен прочувствовать и осмыслить всю широту внешнего мира, но только не самого себя. Ибо здесь нет ни времени, ни пространства, – лишь «чёрная дыра сознания», «горизонт событий» которой, определяется только относительностью.
Помимо прочего, всё это происходит ещё и от генетической особенности нашего разума, его единственной возможной формы для собственного бытия, – для его существования. А именно, присущего ему ноуменально – феноменального дуализма, олицетворяющего объективно – субъективную парадигму восприятия мироздания, воплощающуюся во всевозможные перспективы выстраиваемой осознанной действительности. Парадигму, единственно при которой возможно существование всего существенного, всего реально-действительного, как в рамках пространственно-временного континуума эмпирической реальности, так и в трансцендентальных полях сверх чувственной осознанности глубин разумения. И какими бы ни были модификации этой парадигмы, как несущие всевозможные формы и динамические конструкции всеобъемлющего пространственного образа, так и последовательности бытового течения времени жизни, отражающиеся во всех локальных моментах созерцания, воззрения и осмысления, они навсегда останутся относительными, и всегда будут отражать собой лишь сакральную архитектоническую основательность дуализма собственной первородной природы наблюдателя, созерцателя и мыслителя. Где ничто не существует пока не нашло своего отражения, где объект не существует без субъекта, а субъект – без объекта. И даже внутри себя, в глубине своего сердца, отдельная личность каждую новую секунду ощущает себя либо субъектом, либо объектом. И во время этого внутреннего локального процесса, ноумен, оставаясь всегда на своём месте, рисует для себя формы внешней действительности, как «грубого» и «тонкого», так и перспективно-сужающегося и перспективно-расширяющегося порядков. И как в одном случае он взирает во внешнюю реальность, так в другом случае в себя и на себя. И именно на соотношении этих порядков рождается всякая парадигма и всякая оценка его бытия и мироощущения. И в этом его фокусе, то внешний мир, то внутренний, приобретает свою законченность в соответствии с возможностями этой архитектонической парадигмы. И эти разноплановые пространства внешнего и внутреннего, сталкиваются в его разуме, образуя завихрения, где, отчерчивая линиями «горизонта событий» границы, наш разум превращает мир хаоса в упорядоченные формы реальной действительности в локальных точках создаваемого им мироздания. Здесь, в пространственных по преимуществу сферах, происходит то же самое, что и во временных аспектах созерцания, с той лишь разницей, что первое определяется образом, или полем, второе – линией, или импульсом. Где прошлое, сталкиваясь с будущим, образует «разряженное поле настоящего», с обязательным относительно неопределённым хаосом в центре.
И эта спонтанная постоянная смена фокуса не позволяет ему оценить себя и собственное существование, – однозначно и истинно в себе. Благодаря этой «чёрной дыре собственного ноумена», при котором внутри, за «горизонтом событий», словно образуется разряженное поле бытия, существует собственно тайна, – то, что мы чувствуем, как пантеон жизни. = Тайна тайн! Ибо повторяю, он видит и чувствует по-настоящему только периферии собственного воззрения.
И что характерно, как сам мир, в своём условном прогрессировании расширяя пространство, суживает тем самым собственную концентрацию и значение, так и в рамках одной жизни, одной единственной личности, восприятие мира так же реверсируется. С годами, мы всё более не в состоянии в полной мере ощущать реальность. Только в детстве и юности человек способен ощущать наиболее ясно окружающий мир, и себя в этом мире. Только в младенчестве он способен ощутить миг собственного бытия, почти ухватить его за хвост, почти прочувствовать жизнь как она есть, ощутить её по-настоящему в своих руках. То есть ощутить наиболее близко и непосредственно миг времени и точку пространства. Но с годами, с увеличением «чёрной дыры ноумена», это «разряженное поле» – адекватно увеличивается, тесня тем самым, и отодвигая на периферии образы реальной действительности. И ты уже не можешь ничего ощущать ближе вытянутой руки. А к старости, это поле становится настолько широким, что создаётся впечатление, что жизнь проходит где-то за горизонтами твоих чувствований, созерцаний и осмыслений, – далеко за горизонтами настоящих событий.
Ну да хватит отвлечённых рассуждений. Город, где стоял этот дом, и где текла обыденная жизнь, был небольшой, но и немаленький. С десяток железнодорожных станций, один аэропорт, один железнодорожный вокзал, и много автомобилей. И эти автомобили, очень часто создавали пробки. А надо сказать, что город этот имел рельеф далёкий от равнинного, что создавало дополнительные проблемы в передвижениях по нему, в особенности зимой, когда ко всему прочему дороги этого города местами превращались в каток. Это создавало задержки в развитии города, его глобальной инфраструктуры. Ведь город – это живой организм, а дороги – это его артерии. Если артерии всё время забиваются, город начинает болеть. Все его «органы» и «клетки» начинают испытывать неосознанный дискомфорт, ведь тем самым они не получают достаточного количества «кислорода» и «пищи». Затормаживается динамика, и метаболизм этого «мегаорганизма» замедляясь, испытывает нечто вроде стагнации.