Диля смущённо переводила глаза с Андрея на девушку, не понимая, о какой спальне идёт речь.

– Я думаю, нашей гостье понравится комната Татьяны Ивановны. А борщ остыл, наверное? Есть хочу, умираю!

– Так я по новой разогрею. Нетрудно. Только комнату покажу.

Диля на своём что-то буркнула Кутдусу, тот мигом подскочил к Насте и протянул руку к её рюкзаку; она не сопротивлялась, молча отдала и мелкими шажками засеменила за Андреем.

– Иди располагайся и спускайся в столовую. – Он не ожидал, что приглашение к столу прозвучит как приказ, немного смягчил нотки и почти ласково добавил: – Пожалуйста.

Андрей восседал за столом и с нетерпением поглядывал, когда же появится Одуванчик. «Копуха! Так и по третьему разу придётся борщ разогревать!» Тарелка с пирогами слегка опустела, он и не заметил, как умял три пирога – два любимых с капустой и один с мясом, – сверху щедро намазывая их сметаной. «Надо бегать начать… Просил же Варвару, чтобы еда была диетической, без всяких излишеств!» Сокрушался Андрей недолго, плюнул на диету и решительно схватил ещё один пирожок, во всём виня нерасторопную Настю. Сара примостилась на стуле рядом и с тревогой всматривалась в хозяина: появление в доме постороннего её явно беспокоило.

Как только в дверях показалась Настя, Сара зло сверкнула глазами, спрыгнула со стула и, пригибаясь к полу, убежала с глаз долой. Это было высшей степенью непринятия и совсем не порадовало Андрея. Сара объявляла Одувану войну, только во что она выльется, страшно было представить. А вот Настя, напротив, с улыбкой посмотрела на убегающую кошку, никакой другой реакции не последовало – ни умиления, ни сюсюканья. Это радовало и огорчало одновременно. «Не любит кошек! А почему она должна их любить? Я вот тоже не предполагал, что так привяжусь к Саре! Дело случая». Настя переоделась, и на ней было ровно такое же ситцевое платье, только удручающей расцветки – коричнево-зелёное с мелким непонятным рисунком, то ли с цветочками, то ли с расплывчатыми пятнами. Иначе как старушечьими он такие платья не называл. Но это было полбеды. Вместо кроссовок Настя надела что-то вроде балеток, больше похожих на школьные чешки, и носки ровно в ту же полоску. Во всяком случае разницы с предыдущими носками он не заметил.

– Садись. Можно вопрос? – не выдержал Андрей. – У тебя все носки полосатые?

– Нет не все! Большинство! – огрызнулась рыжая головка.

– Не могла бы ты носить меньшинство? Это же чёрт знает что! Неужели непонятно?! – Андрей старался мило улыбаться и нервно помешивал ложкой горячий борщ.

Диля притихла, заморгала, быстро налила Насте суп и скрылась из виду, дабы не ставить девушку в неловкое положение. По её меркам, одета Настя достойно и скромно, главное – всё прикрыто, не чета нынешним женщинам, которых немало повидала за время службы в Петербурге. Всё это было написано у Дили на лице, и Андрею стало неловко, что не сдержался, – мог бы без посторонних высказаться.

– Бери с капустой… Вкусные-е-е!

Он решил исправить ситуацию и постарался казаться дружелюбным, а не таким агрессивным и грубым, что нередко с ним случалось. Одуванчик, несмотря на свою ершистость, выглядела беззащитной и ранимой. Ещё Андрей отметил, что у неё красивые губы и глаза, в которых больше грусти, чем задора, даже когда она улыбается.

– Давай прогуляемся? Ешь быстрее. Можем на великах? У тебя есть спортивный костюм?

– Есть, – промямлила Настя, откусывая пирог с капустой. – У меня аппетита нет. Можно я только половинку борща?

– Конечно, можно. Хоть не ешь вовсе, твоё дело. Только Диля обидится, – пошутил Андрей.

– А-а-а-а… тогда съем…

– Да шучу я! – рассмеялся Андрей. – Ты всегда всё принимаешь за чистую монету?

– Почему я должна искать потаённый смысл? Раз говорите… говоришь… Значит, так и есть!

– Понятно! Лучше не шутить с тобой!

В её непосредственности было некое очарование, перед которым он вдруг спасовал. Она умиляла, её хотелось оберегать и защищать в первую очередь от самого себя. Со спортивными вещами у Насти тоже присутствовал приличный провал, и он решил терпеть и не раздражаться по пустякам, а вот её фигурка порадовала – стройненькая, и всё на месте. Балахонистые платья уродовали, и он поначалу думал, что станет концентрироваться только на её милой мордахе, усыпанной веснушками. Долго силился вспомнить, были ли у него ещё такие. Вроде нет, если только одна, которая скрывала их за тонной штукатурки, и он уверовал, что это большой недостаток. Менять свои представления о женской привлекательности ему ещё не доводилось, долгие годы параметры красоты оставались неизменными. «Это всё карантин! Как ни крути, а крыша едет… Глаза, мозги те же, а видишь и оцениваешь всё по-другому…»

Как только Андрей с Настей вышли на крыльцо, тут же из охранной будки показался Степаныч – он беззастенчиво чмокал и ковырял мизинцем в зубах, по всей видимости, после приёма пищи. От велосипедов отговорил сразу, в первую очередь Андрея, двумя вескими фразами: «холодный ветер» и «апрельское солнце обманчиво». Простудиться Андрей очень боялся, с ума сойдёт, строя догадки, не корона ли это. Он потихоньку становился мнительным, закупал в аптеке всё подряд, что хоть как-то могло защитить и предотвратить заразу. Одних средств разных названий для поднятия иммунитета – упаковок десять. Каждый раз интернет выкидывал информацию о новой панацее, и он порядком отчаялся проводить профилактические меры и прислушиваться к своему напуганному организму.

По дороге в Питер впервые за долгое время почувствовал себя другим человеком, почти прежним – расслабленным, без тревожных ноток. Показатели заболеваемости в Петербурге в разы ниже, чем в Москве, и количество покойников, соответственно, меньше. И опять же со слов Варвары – никто из персонала с дачи не выезжал, если только до ближайшего магазина и всегда в масках и перчатках. Правда, Степаныч Андрею доверия не внушил – будет этакая махина в перчатках ходить! К Диле относился благосклонно после того, как не позволила убрать фотографию хозяев, – значит, всё по уставу делает. Ну и Куртуз – или как его там – вслед за женой, она, по всему, главная.