Шрифт:
Это же такой позор! Ей теперь нельзя будет показывать брачный знак никому! Потому что все сразу поймут, что она… Она…
Но Захри совсем не ругал ее. И не рассердился. Наоборот. Он стал целовать ее там. И тогда она снова сгорела со стыда, потому что кричала.
Боже, какой позор…
— Тише, ИматАани, — прижимал он ее к себе потом и смялся.
А ей хотелось сказать, что так нельзя! Что он должен немедленно умыться… Вместо этого он выгнул бровь и облизнулся. Да еще повторил: — МОЁ.
И как-то рухнуло само собой в душе все это «должен» или «не должен». Они здесь одни, их некому судить, кроме них самих.
— Пойдем, надо тебя накормить, — проговорил он, поднимая ее на руки, и понес вниз.
— А мы не будем мыться? — спросила она осторожно.
— М?
Мужчина втянул ноздрями воздух и снова облизнулся, а ее залило румянцем.
— Будем, обязательно будем, но потом. А сейчассс тебя надо накормить.
Потом она сидела в кресле, укутанная в большой темный махровый халат. Новый, судя по размеру — его. А Захри не глядя, одним неуловимым движением развел в большом камине огонь. Потом сходил на кухню, принес тушки ваншей и насадил на вертел. И пока мясо жарилось, уселся рядом на корточках.
Рази смотрела на него и не могла насмотреться. Такой красивый. Он уже успел натянуть домашние штаны, чтобы не смущать ее, но волосы не собрал. Они свободно спадали на плечи, и огонь бросал на них красные отблески. От глубоких царапин на груди у него уже не осталось следов, только красные потеки на смуглой коже. И такие же потеки, только помешьше, были у него и на плечах, и на спине. И это была ее работа. Она смутилась.
И тут он спросил:
— Рази, скажи все-таки, как ты умудрилась спалить все?
Какой дурой она себя в тот момент чувствовала, но все же призналась:
— Я хотела разжечь жаровню. Сделала маленький огненный шар, и… в общем. Загорелось все. А я еще в тесто добавила коньяк.
Сама понимала, как по-идиотски это звучит.
— И много добавила? — у Захри как-то подозрительно шевельнулись губы.
— Много, — кивнула Рази.
Он так хохотал, что она просто разозлилась. И проворчала:
— Ничего смешного. Есть такой рецепт.
— Иди сюда, — сказал он, обнял одной рукой и посадил рядом. — Я знаю, есть. А теперь покажи мне, как ты делала огненный шшшар.
— Так ты не сердишься?
— Сержусь. Я просто в гневе, — проурчал он, принюхиваясь к ее закутанной в халат шее. — А ещщще мне теперь придется изыскатсссь время, чтобы обучить одного дикого и невоссспитанного боевого мага. Иначе она однажды разнесет мне весь дом.
— Захри…! Ты…
Она просто задохнулась, когда поняла, что именно он сказал. Обучать ее, дать ей то, о чем она мечтала с детства и знала, что навсегда лишена.
— Спасибо, — обняла и уткнулась носом в его грудь. — Спасибо!
— Чшшшш, — мужчина усмехнулся. — Сссмотри, подрумянились. Сейчас еще немного, и можно будет есть.
Маленькие тушки поджарились быстро, Захри снял их с вертела, посыпал сверху пикотой, потом разломил и лучший, самый сочный кусочек протянул ей.
Но только она хотела взять, тут же отдернул руку обратно.
— Подожди.
Рази недоуменно замерла, глядя, как он оторвал зубами кусочек, прожевал и только после этого снова протянул ей.
— Теперь можешь есть.
А у нее мелькнула совершенно дикая догадка. Взяла кусочек и замерла.
— Захри. Скажи, зачем ты пробуешь мою еду?
Он пожал плечами, а потом провел пальцами, выпачканными в мясном соку, по губам и отвел руку в сторону.
— В еде мог быть яд.
Это простое признание. У нее словно разом глаза открылись на все, чего она не видела или не понимала раньше.
— То есть… ты пробовал мою еду, даже когда думал, что я могу тебя отравить?
В следующую секунду она уже обнимала его и шептала что-то ужасно глупое и бессмысленное. А он не выдержал, сказал дрогнувшим голосом:
— Рази, пойдем наверх…
Но наверх они не пошли, все было хорошо и так.
И мясо ванша, кстати, успело остыть.
ГЛАВА 32
Потом они разогревали мясо, разложив его поверх решетки прямо на жаровне. И ели, устроившись у камина. А после, когда уже по меркам подземного мира наступил поздний вечер, купались вдвоем в той купальне на берегу. Правда, ему пришлось накинуть невидимость, потому что Рази (у которой воспитание и принципы) наотрез отказывалась выходить из дому голой. Купаться, будучи невидимым, и вылавливать потом из воды скользкую девчонку, было отдельное удовольствие.