Сын Коракса, как всегда, стоял несколько в стороне от остальных, словно черная призрачная тень, смертельно опасная и невидимая. Он лишь крепче сжал бронированный кулак на рукояти зачехленного топора, выражая желание обнажить оружие.

— Хорошая победа, — сказал Ayт, положив руку на закрытое доспехом плечо Медузона.

Несмотря на ухищрения механикусов с Льякса, в результате которых в нем осталось совсем немного плоти, Джебез Ауг не утратил дух товарищества. Он теперь очень редко снимал шлем, а под броней было больше металла, чем человеческого тела. Это ничего не изменило. Плоть может быть слабой, а братство — нет.

Медузон качнул головой:

— Припасы нам пригодятся, хотя, признаюсь, я испытываю большее удовольствие от того, что лишаю врагов обеспечения, чем от того, что забираю его для нас.

— Но ты же не собираешься уничтожить все склады без разбора?! — воскликнул Ауг.

Мехоза и Лумак украдкой усмехнулись, однако Медузон это заметил. Про себя он тоже улыбнулся, но тут же напомнил себе, насколько далек Избранная Длань от своего ближайшего окружения. Шадрак не добивался этого намеренно, однако изнурительное лечение Ауга после Оквета так затянулось, что внутренний круг образовался в его отсутствие. Медузон очень не хотел нарушать хрупкий союз, особенно теперь, когда наметился некоторый прогресс.

«Возможно, со временем мы научимся пересаживать головы», — подумал он.

А вслух признал:

— Мне хотелось, но прагматизм все же победил. Кроме того, — добавил он, — припасы нам действительно нужны.

— Рад это слышать, — сказал Ауг.

Медузон почувствовал обращенный на него взгляд железного отца. Из шестерых присутствующих только Джебез до сих пор оставался в боевом шлеме.

— Мы что–то пропустили, брат? — спросил он.

— У тебя кровь на лице, — ответил Ауг.

— Не беспокойся, — заверил его Медузон, надевая шлем. — Это не моя кровь.

Лумак рассмеялся и вскинул на плечо отключенный медузийский двуручник.

— Надо бы дать имя твоему клинку, — сказал Нурос.

— У него есть имя, — ответил Лумак. — Меч.

— Нет. Лучшее имя. Боевое.

— А как ты вообще узнал, что я поднял его?

Нурос стоял в нескольких шагах впереди двух капитанов Железных Рук. Его улыбка стала шире, превращаясь в оскал змия.

— Я услышал, как он скрипнул по твоей броне. Металл прокован трижды три раза. Это сплав, ручная работа, изделие настоящего оружейника. Отлично закален. Все это вместе плюс надпись, высеченная на клинке, дает особый звук при касании.

— Ты пускаешь пыль в глаза, Нурос? — спросил Медузон.

Воин Саламандр показал большой и указательный пальцы, разведенные на сантиметр:

— Совсем чуть–чуть. Как насчет «Верного»?

Аверний помедлил, обдумывая его предложение.

— Чересчур прямолинейно, ты не находишь?

— Совсем напротив.

В ухе Медузона послышался треск вокса, и, воздев руку, он прекратил все разговоры.

— Понятно, — произнес он через несколько секунд и закрыл канал связи.

— Френикс? — насторожившись, спросил Мехоза.

Медузон кивнул:

— Дело сделано. — Он снова активировал вокс–связь, но на этот раз не с Френиксом. — Железнокованный Бирег, — сказал он, — предатели мертвы. Припасы сохранены. Сровняй с землей все остальное.

На юге, примерно в километре от их позиции, раздались скрежет гусениц и натужный рев работающих двигателей. Через несколько минут рев сменился пульсацией пневматики. Еще через три секунды напряженного затишья воздух взорвал вой яростного залпа орудий.

Шквал снарядов осадных минометов, кажущихся в ночи пятнами в облаках пара, пронесся над головами. Шестеро легионеров наблюдали, как мины летят по параболическим траекториям в самый центр склада снабжения, уже лишенного своего содержимого. Теперь это были всего лишь шаткие ангары и наспех возведенные рубежи обороны. Тяжелые снаряды сделали свое дело. После трех последовательных залпов от аванпоста не осталось ничего, кроме кратера. К небу поднимался дым, подсвеченный немногочисленными язычками пламени, беспорядочно вспыхивающими на выжженной земле. Все строения на участке превратились в развалины.

Шадрак Медузон похвалил Бирега за выполненную работу, а потом обратился к боевой группе.

— Ну вот, — с намеренной непринужденностью заговорил он, — братья отлично поработали. Остался последний шаг. Начинаем штурм.

Работающие на холостом ходу двигатели «Лэндрейдеров—Протеев» прибавили обороты.

Воины опустили забрала шлемов, машины откинули десантные аппарели.

— Однако наши кузены–предатели заждались, — мрачно сказал Медузон. — А мы и так потратили на них массу времени. Никого не оставлять в живых.

— Никого не оставлять в живых! — подхватили остальные и разошлись по транспортам.

Природа заставляет тело уклоняться от удара. Это инстинкт самосохранения, стремление избежать дальнейших повреждений. Сыны Хоруса, хоть и ставшие постлюдьми и на первый взгляд лишенные этого инстинкта, после разгрома воинами Медузона двух гарнизонов поступили согласно общему принципу.

Военачальник не знал пощады. Больше того, его имя выкрикивалось из всех вокс–говорителей и звучало во всех боевых кличах. Сыны Медузы без конца повторяли его нараспев. Им вторили Змии. Только гвардейцы Ворона не размыкали губ, но молчание было частью их тактики, превосходно сочетавшейся с более грубыми принципами других легионеров.