— А что тебе сказали те люди?

— Да ничего не сказали, — как-то растерялась мама. — Сказали, что кровь будут брать.

— Для исследований, — кивнул я. — Я уже про это говорил — два раза в месяц — в начале и в конце, у меня берут кровь из вены. Доктора и сами не знают, когда исследования завершатся.

— А хоть примерные сроки сказали? — заволновалась мама.

— Ну, года два, наверное, — промямлил я. — Ты не переживай! Я пока тут буду — школу закончу. И это официально — государство предоставляет такую возможность. Может, даже высшее получу.

— Правда? — мама прильнула к экрану, её глаза радостно загорелись. То, что я бросил школу, давило на неё тяжким грузом. — Как хорошо! Господи, неужели ты, наконец, услышал мои молитвы? — её нижняя губа задрожала, по щекам снова потекли слёзы.

— Ма, мне пора, хочу с ребятами посидеть, — я через силу улыбнулся. Мама так радуется. Как она примет моё исчезновение? Или смерть? Как вообще от меня избавятся после опытов?..

— Да, конечно. Что это я… — мама вытерла глаза. — Ты только звони почаще, хорошо? И Мишке звони, он очень скучает.

— Да, — выдохнул я. — Пока.

Я отключился и проверил свои карманы. Хочу курить. Но нечего. Рядом, на тумбочке, лежит пятирублёвая монетка. Я взял её и подкинул. Если орёл — всё будет хорошо. Решка, досадно. Я недолго рассматривал бездушную пятёрку, а затем положил монету обратно на тумбочку и лёг спать.

Дни проходили один за другим, сливаясь в серую массу. Без выходных, утром и вечером, я ходил на процедуры. Сперва всё было довольно невинно — укольчик там, снимок здесь… Ни боли, ни неудобств, но со временем каждый такой поход превратился в пытку. Я не знаю, что они вытягивали из меня толстыми шприцами, но было очень больно. После процедур я чувствовал себя ужасно — вялость, слабость во всем теле, головокружение, иногда — судороги. Обезболивающее доктора отказывались ставить, говорили, что нельзя, — кровь требовалась без примесей. Уроды.

Целый месяц я жил в таком темпе. И вот, когда все анализы и исследования завершились, пришло время второго этапа — прививки жидким чипом.

Я прошёл через коридор-душ, потом меня побрили, дали новенькую белую пижаму и проводили в отдельный кабинет, куда раньше не пускали. Там я встретил остальных ребят, и увидел поставленные в ряд медицинские капсулы.

Доктор, у которого вместо правой руки был протез, лекторским тоном рассказал, что это новейшие модели и они должны следить за состоянием наших тел и в случае чего — предупредить врачей.

— Капсулы именные. Найдите свою и залезайте внутрь, — закончил он.

Мы разбрелись, и я довольно быстро нашёл табличку с моим именем — Артём Князев.

Залез в капсулу, устроился поудобнее и с лёгким страхом начал ждать доктора. Им оказалась девушка. В руках она держала прозрачный шприц — жидкий чип выглядел как серая вязкая жидкость.

— Закрой глаза, — посоветовала девушка и нажала на кнопку рядом с моим лицом.

С негромкий шипением мои руки, ноги, торс и даже шею зафиксировали автоматические ремешки. Я дёрнулся и сглотнул. Иголка на шприце длинная и толстая. Досадно.

— Закрой глаза, — повторила девушка.

Я зажмурился, и через пару секунд почувствовал очень болезненный укол в грудь, в районе сердца.

Сразу после “прививки” мне стало плохо. Закружилась голова, я потерял сознание. Иногда просыпался в капсуле, чувствовал, как всё тело огнём горит. Пытался кричать, но не получалось — рот онемел. Я снова вырубался, и так целых два дня, как потом сказала Джулиан.

Окончательно проснулся я уже на кушетке. Тело не болело, только жутко чесалось. И курить так хотелось…

— Результаты, — услышал я, медленно приходя в себя.

— Образец успешно вживлён всем реципиентам, степень отторжения разная, вплоть до отказа.

— Кто это?

— Последний реципиент из выживших.

Я открыл глаза. Это они про меня сейчас? Справа надо мной стояли два доктора в масках и изучали какую-то панель рядом с кушеткой.

— Ты как? — один из докторов посмотрел на меня. Это был тот самый, что про капсулы рассказывал, с протезом.

— Плохо, — прошептал я.

— Видишь что-нибудь необычное?

Я хотел покачать головой, но замер. Перед глазами и правда мелькали какие-то цифры и графики.

— Вижу.

— Отлично, — выдохнул доктор. По собравшимся морщинкам в уголках его глаз я понял, что он улыбается.

С тех пор начался самый долгий период пребывания в этой тюрьме. Анализы брали гораздо меньше, всего раз в неделю, но зато остальные шесть дней доктора работали с моим жидким чипом.

Я ложился на специальную кровать, меня жёстко фиксировали и присосками подключали провода почти ко всем частям моего тела — от лысой головы, которую брили каждую неделю, до пяток.