— Идут! — прошептал он низким голосом.

— Кто? — спросил Ситроэн.

— Дядя Жакмор.

— Мы играли в камни, — предупредил Ситроэн. Они уселись в кружок и взяли в руки лопатки. Через несколько минут, как и следовало, появился Жакмор.

— Здравствуй, дядя Жакмор, — сказал Ситроэн.

— Здравствуй, — повторил Жоэль.

— Здравствуй, — подхватил Ноэль. — Посиди с нами.

— Я пришел с вами поболтать, — начал Жакмор, опускаясь на землю.

— Что же тебе рассказать? — спросил Ситроэн.

— Бог ты мой, да что угодно. Чем вы занимаетесь, например?

— Ищем камни, — ответил Ситроэн.

— Наверное, очень интересно, — предположил Жакмор.

— Очень интересно, — подтвердил Ноэль. — Мы играем в это каждый день.

— Когда я вчера шел в деревню, на дороге было много красивых камней, — сообщил Жакмор, — но я, конечно, не мог вам их принести.

— Ну, ничего, — успокоил его Жоэль, — здесь их вдоволь.

— Да, правда, — признал Жакмор. Возникла пауза.

— На дороге много чего есть, — простодушно заметил Жакмор.

— Да, — ответил Ситроэн. — Да и везде много чего есть. Через решетку видно. Дорога просматривается до самого поворота.

— Смотри-ка! Ну а за поворотом?

— Ну! — протянул Ситроэн. — За поворотом должно быть то же самое.

— А еще дальше деревня, — сообщил Жакмор.

— А в ней такие мальчики, как Жан, — добавил Ситроэн.

— Да.

— Он плюет себе на ладони, — вспомнил Ситроэн и брезгливо поморщился.

— Он работает, — сказал Жакмор.

— Все, кто работают, плюют себе на ладони?

— А как же, — ответил Жакмор. — Это для того, чтобы волосы на руках не росли.

— А деревенские мальчики играют? — спросил Жоэль.

— Когда у них есть время на игры, они играют все вместе. Но чаще всего они работают, а если не работают, то их бьют.

— Мы все время играем вместе, — произнес Ситроэн.

— А еще там есть месса, — продолжал Жакмор.

— А что такое — месса? — поинтересовался Ноэль.

— Ну, это когда куча народу набивается в зал, такой большой зал, а потом выходит господин кюре в красивых расшитых одеждах, и он говорит с людьми, и они кидают ему в морду булыжники.

— Ты произносишь нехорошие слова, — заметил Жоэль.

— И это все? — спросил Ситроэн.

— Когда как, — продолжал рассказывать Жакмор. — Например, вчера кюре подготовил очень хороший спектакль. Он дрался с ризничим прямо на сцене, в боксерских перчатках; они лупили друг друга, а в конце начали драться все присутствующие.

— И ты тоже?

— Конечно.

— А что такое — сцена? — спросил Жоэль.

— Это часть пола, но поднятая повыше, чтобы всем было видно. А люди сидят на стульях вокруг.

Ситроэн задумался.

— А кроме драки в деревне чем-нибудь еще занимаются? — заинтересованно спросил он.

Жакмор неуверенно помялся.

— М-м… нет, в общем-то, — ответил он.

— Тогда, — заключил Ситроэн, — я считаю, что в саду лучше.

У Жакмора отпали все сомнения.

— Итак, — сказал он, — выходить на волю вам не хочется?

— Совершенно, — ответил Ситроэн. — Мы и так на воле. А потом, нам не до драк. Есть дела поважнее.

— А именно? — спросил Жакмор.

— Ну…

Ситроэн посмотрел на братьев.

— Камни искать, — промолвил он.

И они снова принялись копать, явно показывая Жакмору, что его присутствие их несколько стесняет. Жакмор встал.

— А вам не жалко, что деревьев больше нет? — спросил он перед тем, как уйти.

— О! Было красиво, но ничего, новые вырастут, — отозвался Ситроэн.

— Да, но где теперь лазать?

Ситроэн промолчал. Ноэль ответил за него.

— Лазать по деревьям, — заявил он, — в нашем возрасте уже неинтересно.

Смешавшись, Жакмор удалился. Если бы он обернулся назад, то увидел бы, как три маленькие фигурки взмыли в небо и спрятались за облаком, чтобы вволю посмеяться над его бестолковыми вопросами. Ох уж эти взрослые!

Низко склонив голову и сгорбившись, Жакмор широко шагал по дороге. Борода остро топорщилась. От былой прозрачности не осталось и следа, и вследствие этого он чувствовал себя чрезмерно телесным. Психоанализ продвигался, сеансы учащались; еще чуть-чуть, и психосеансировать будет нечего. Предавался Жакмор суете, спрашивая себя: «Как закончить это все?» Что ни делай, что ни говори, как ни дави на Сляву, все равно снискать, в психическом смысле, больше ничего не удастся. Живым он ощущал лишь свой личный опыт, живыми — лишь свои собственные воспоминания. Слявины не усваивались. По крайней мере, не все.