Шрифт:
– Мадам, счастлив вас видеть, – граф бросил взгляд на мое платье, моргнул, не доверяя зрению, и оттого с поклоном несколько подзадержался. Спохватился и поклонился крайне учтиво.
– Прошу вас к столу, мадам, – пригласил он и самолично (несмотря на присутствие целой команды лакеев) стул мне отодвинул.
– Называйте меня «ваша прелесть», – любезно улыбаясь, попросила я.
Граф, шедший к своему месту во главе стола, споткнулся.
– Моя прелесть, мадам? – переспросил он, стараясь в меру светского воспитания не слишком демонстрировать свое удивление.
Я хихикнула. Ну да, в оригинале так и звучало «Моя прелесть», но произносить следует с бОльшим чувством, и первую гласную в слове «пре-е-елесть» тянуть подольше.
– Нет, ваша прелесть, – терпеливо пояснила, – это обращение такое. Как к вам «ваше сиятельство», так ко мне – «ваша прелесть».
Ну а что? Чем не обращение? И я так со значением грудь горделиво выпятила. Дер Грандер-Стант задумчиво на неё посмотрел и, прокашлявшись, сказал:
– Конечно, мадам. Ваша прелесть.
Вот! Ни в чем не может отказать спасительнице дочери, как и думала. Я улыбнулась одобрительно и перевела заинтересованный взгляд на сервированный к обеду стол.
О, какое облегчение! Ни одного блюда психоделической расцветки! И ничего кашеобразного или комковидного! Всё вполне узнаваемо и на глаз съедобное, аппетитное даже!
Дер Грандер-Стант мою гастрономическую любознательность оценил и, сделав какие-то свои выводы, поспешно сказал:
– Грюдендарф подадут с минуты на минуту, мадам. Его только что доставили из лучшего магазина с площади Возмездия и сейчас сервируют согласно вашему высокому положению.
Он подумал и добавил льстиво:
– Ваша прелесть.
Тьфу! При упоминании о местном национальном блюде для женщин меня реально перекосило, даже недавно обретенный статус «прелести» не удержал от гримасы. Да и название площади, на которой его купили – Возмездия – внушало определенную настороженность. Я понимаю, что для аборигенов в этом есть символизм, но… мне опять этой гадостью давиться?! Чего ради?
– Не нужно, – торопливо и уверенно заявила я, и, отловив растерянность на слегка помятом от неожиданного исцеления дочери и последующей за этим импровизированной мини-пьянкой лице графа, пояснила доходчиво:
– Я же целитель. Поддерживаю себя в оптимальной форме самостоятельно.
В глазах Грандер-Станта отразились понимание, бурный восторг и даже благоговение.
– Конечно, мадам, ваша прелесть, – сбивчиво проговорил он и ручкой этак элегантно махнул (я залюбовалась), поспешно отсылая обратно на кухню показавшегося в дверях лакея с (я вздрогнула) веселеньким изумрудно-фиолетовым мессивом на серебряном блюде.
Перевела дыхание с невольным облегчением. Сделала это экспрессивно и машинально, не подумав. И тут же осознала свою ошибку, заметив, как медленно, но верно стекленеет взгляд графа, метнувшийся к… дарам Богини.
– Хм… ваше свинятельство, – недовольно нахмурилась я и предупреждающе ножичком о бокал с водой постучала: дзынь-дзынь. Ну, это чтобы внимание Грандер-Станта переключить и осмысленность на физиономию вернуть, пока не поздно.
– Моя прелесть? – рассеянно и беспомощно откликнулся господин граф.
– Ваша, – поправила его.
– Моя?! – наивно обрадовался тот, и я злобно каблуком по полу топнула. Тьфу! Ваша прелесть, обращаться ко мне надо, вот что я имела в виду!
Подняла с колен красивую льняную салфетку и решительно себе её на шею повязала. Ну чисто как слюнявчик в детском саду! Образ ни разу не мадамский, и совсем не прелестный, но что делать, если иначе с местным населением поговорить адекватно невозможно? И это я еще в весьма скромном платье! Не понимаю, у графа рентгеновское зрение, что ли, как он… хм… мою красоту высмотреть сумел?
– Так лучше? – спросила ворчливо и с удовлетворением отметила, как зарделся дер Грандер-Стант. Я хмыкнула. Нет, серьезно, никогда не видела, чтобы мужчина его возраста, комплекции и довольно высокого положения заливался нежнейшим, прямо-таки рассветным румянчиком.
– Мадам, извините мои рассеянность и недостойную хозяина невнимательность, – заговорил граф с учтивым кивком, – прошу вас, приступайте к обеду.
А! Ну, точно. Судя по развернутой, внятной реплике дер Грандер-Станта украсить себя салфеткой было тактически верным решением для проведения дипломатических переговоров. Так что да, с салфеткой определённо лучше.
Я дождалась, пока лакей положит мне на тарелку пару кусочков чего-то, оптимистично напоминающего изысканный мясной рулет, и с удовольствием последовала призыву графа. Так мы провели некоторое время в молчании: я вовсю компенсировала издержки дорожной жизни последней недели, стремясь попробовать как можно больше блюд, а граф наблюдал за мной со странным выражением лица: то ли вежливо пережидал, пока я насыщусь, то ли гадал, не померещилось ли ему неожиданное сокровище, ныне скромно прикрытое белоснежной салфеткой. В общем, хотя граф и старался придерживаться светских норм поведения и не слишком на меня пялиться, его взгляд, то и дело возвращающийся к… хм… салфетке, выдавал его заинтригованность. Что ж, я графа тоже порассматривала. И оценила. В этом смысле. И хотя дер Грандер-Стант был ещё не стар и, благодаря приличному материальному положению, выглядел весьма ухоженно, я поставила (хоть и с сожалением) минус напротив его фамилии. И дело было не столько в наличии взрослой двадцатилетней дочери, а в том прискорбном факте, что мои понятия о профессионализме, как оказалось, перекочевали вместе со мной и в мир под номером сто шестьдесят девять. Поясню доходчиво: я не завожу шашни с клиентами. Моя работа в управлении требует ясности, объективности и полнейшей беспристрастности. Ставить её под сомнение, принимая ухаживания заинтересованных лиц, это… глупо подставляться. И если аналитик, после выполнения договора, ещё мог бы подумать о продолжении знакомства в личном плане, то к профессиональной этике медицинского работника (в шкуре… м-м… форменном халате? которого я неожиданно оказалась), по моему мнению, требования должны быть ещё строже. Так что… я вошла в этот дом лекарем, лекарем же его и покину. С того момента, как я взяла у графа плату за свои услуги, у нас с ним могло быть только деловое партнерство.