Шрифт:
Ну и несколько слов о
Я не удивлюсь, если окажусь единственной женщиной, которую отвезли на Сейшелы и не
Как так у меня вышло — сама диву даюсь. Очень сильную роль сыграл банальный страх. Приукрашивать себя и рассказывать басни о собственной стойкости и принципиальности не буду. Если бы поездка состоялась до разговора с Сашей — итог был бы совсем другим.
Дубов подкрадывался, особо не скрываясь, но и не переходил черту, словно предоставляя выбор. С одной стороны — соблюдал дистанцию, когда оставались наедине, как бы давая понять, что придерживается изначального соглашения, а с другой — выжимал мое терпение со сноровкой прачки выкручивающей стираное белье. Видимо он ждал ответной реакции, отклика на свои поползновения, но я лишь путалась в собственных желаниях и ощущениях.
К примеру, на второй день, сидя на берегу, умостился сзади, вытянув по бокам свои длинные ноги, и огорошил тихим вопросом на ухо:
— А у тебя твои женские дела, когда закончатся?
Размер моих глаз в ответ представляете? Шок. Испуг. Сердце мгновенно сбилось с привычного ритма, а кровь устремилась к щекам. Какое счастье, что располагалась спиной к нему! Иначе умерла бы со стыда!
— Вам-то это зачем, Кирилл Геннадиевич? — простонала, не сдерживая смущение и досаду.
Не ответил. Прижался плотнее и накрыл мои руки своими, переплетая пальцы. На попытку освободиться, сказал негроомко:
— Подожди. Я хочу поговорить.
Молчал минут пятнадцать, не меньше. Чем дольше вот так сидели — тем больше неловкости ощущала. Но Дубов не был бы собой, если бы не доказал, что может усугубить обстановку доведя до предела возможного.
— Нелли, я сейчас задам тебе вопрос, а ты мне честно на него ответишь. Хорошо? — Тон голоса не предлагал выбора. Давил. Заставлял. А потом контузил: — Твой отчим… он тебя… трогал?
Глава 27
В глазах потемнело. Эффект неожиданности сделал свое черное дело. Сжалась непроизвольно, а Кирилл это почувствовал.
— Т-ш-ш-ш. — Прошелестело над ухом. — Не бойся.
— Нет. — Замотала головой и опять попыталась встать. Удержал. — Все не так, как вы думаете.
— А как? Скажи мне. — Перехватывая рукой за живот, спросил вкрадчиво.
— Пустите! — дернулась снова.
— Нелли. — Остановил изменившимся голосом.
Я затихла, и, собравшись с мыслями, вынуждена была ответить:
— Он бил меня. — Призналась и тут же испугалась. Никогда и никому не рассказывала. Даже Леша не знал. А Удав — вовсе не тот человек, с которым следовало делиться.
— За что и как он тебя бил? — уточнил обманчиво спокойно.
— Не важно. — Ответила, ежась от страха. — Я… заслуживала. Павел Игнатьевич просто вспыльчивый… очень, а мне не хватало собранности и дисциплины…
— Я не об этом тебя спрашивал. За что и как. — Повторил напряженно, после чего взял за подбородок и повернул к себе, видимо желая смотреть в лицо.
— П-по разному… не помню уже.
— Помнишь. И никогда не забудешь. А матери не можешь простить за то, что не защищала.
— Откуда вы… как вы..?! — уставилась на него, нервно сглотнув.
— Логика, Нелли. Найдется не так много причин, которые могли бы отвернуть ребенка от родной мамы. Мелкие шрамы на руках — это он, да? Чем бил?
— Ремнем. С пряжкой. — Ответила еле слышно. На меня смотрели глаза из ада — темные, прожигающие, беспощадные — гипнотизируя и лишая силы воли. Волосы на голове зашевелились от ужаса.
— На спине под лопаткой — он?
— Эт-то из-за Пашки… брата… ему лет шесть было… упал и содрал кожу на ладони… а я не уследила.
Кирилл Геннадиевич резко прижал меня к себе:
— Хватит. Можешь не продолжать. — Минут десять после этого тяжело дышал. — А где все эти годы была Алевтина Васильевна?
— Аля долгое время не знала. Мама пугала, чтобы я никому ничего не говорила, а то спецслужба заберет в детдом. Когда мне исполнилось восемнадцать, бабушка приехала неожиданно, не предупредив. И увидела меня… в рубашке с длинным рукавом. А на улице — плюс тридцать. Мы в парке гуляли. Когда провожала ее к машине, она молча расстегнула манжет… и с того момента я больше ни разу не переступила порог маминой квартиры. Вы… вы же ничего ему не сделаете? — спросила отстраняясь. Все эти прижимания были вовсе ни к чему.