— Это он разбил?

— Нет, — глухо отвечаю в ладони. — Я…

— Лена! — кричит Регина, а у меня звенит в ушах от ее звонкого голоса. — Принеси холодной воды и успокоительное! — Пока Регина собирает осколки и выкидывает их в урну, я пытаюсь остановить истерику, потому что меня вновь реально тошнит. — Выпей, — говорит тетка, протягивая мне стакан с мутной жидкостью. — Пей, это капли на травах! — настаивает она.

И я пью горьковатую жидкость, пытаясь преодолеть тошноту. Слез больше нет, но легче от этого не стало. Мне уже не холодно, но тело неконтролируемо бьет дрожь.

— А теперь рассказывай.

— Он попросил раздеться и смыть косметику… — начинаю я и одновременно делаю еще глоток горькой жидкости. — Я сделала так, как сказал… Он долго смотрел, потом глубоко вдыхал запах моих волос, но не трогал… — опять всхлипываю, допиваю воду, и тошнота отступает. — Потом он спросил, сколько мне лет. Я ответила, и все… Он решил, что я ему не подхожу, — передаю Регине слова Адамади о моей детской наивности, юности и о том, что я не выдержу.

— Что, прям так и сказал?! — недоверчиво спрашивает Регина. А я просто киваю. На меня вдруг наваливается усталость, словно этот мужчина вытянул из меня силы и выкинул. Киваю тетке и вновь закрываю лицо руками. — Странный. Сам же просил молодую и девственную.

— Что теперь делать? Мне деньги срочно нужны. Может, ты поможешь взять кредит? Я, честно, все отдам.

— Да не переживай. Подожди немного. Я найду тебе хорошего мужчину. Без заскоков, — цокает тетка.

— Не хочу больше никого! Я постараюсь придумать что-то еще, — устало говорю я и поднимаюсь с места.

Прошла еще одна напряженная неделя. А для меня словно вечность… Счет шел на дни, и мне казалось, если с мамой что-то случится — я тут же умру сама. Я обошла кучу банков. Естественно, все безуспешно, даже те, кто обещал в рекламе быстрые деньги без подтверждения доходов и залога, мне отказывали. По совету фонда я создала страницу в социальной сети, где просила совершенно незнакомых людей о помощи и прилагала документы с диагнозами мамы. Но деньги поступали маленькие. Мама не знала, что я взяла академический отпуск и устроилась на работу. Зарплата маленькая, но она хоть как-то приближала меня к кредиту, который мне могли дать.

Но маме становится хуже. Помимо обмороков и головокружения, она начала заговариваться, многое забывать и постоянно жаловаться на туман в голове. Каждый новый день пугал меня до ужаса и дрожи во всем теле. Потому что каждый день мог стать последним. Меня накрывало диким отчаяньем. Я уже готова была на все, но Регина сообщала, что желающих купить меня пока нет. Самое страшное — это когда нет выхода. Никакого. Ты готова на все. Но твое «все» никому не нужно…

Это случилось поздно вечером, когда я уже уснула. Меня разбудил настойчивый телефонный звонок,

— Сонька, пляши! — радостно восклицает Регина, быстро приводя меня в себя, и я резко сажусь на кровати.

— Ты нашла, у кого занять денег? — с надеждой спрашиваю я.

— Нет, лучше! Адамади передумал и хочет забрать тебя уже завтра!

— Не лучше… — вздыхаю я в трубку. — Но я согласна.

София

Я наговорила маме полной чуши, в которую трудно поверить, 0 том, что меня отправляют на практику в загородный филиал компании, и это единственный уникальный шанс. И она мне поверила, даже наказала не отказываться от такого шанса, «Ты у меня умница», — хвалила меня мама, собираясь в клинику. Авансом за мои «услуги» последовали не деньги, а размещение мамы в клинике для обследования и последующей операции. Даже не хочу знать, как и зачем об этом узнал Адамади. Главное, что теперь у мамы есть шанс, и все будет хорошо. Я была настолько за нее рада, что почти весь день не волновалась о предстоящем переезде к мужчине, которому меня продали.

Договор подписан, вещи собирать не нужно. По условиям Адамади я могла взять только телефон и несколько вещей, без которых не могу обойтись. Одежду, косметику и предметы быта мне купят.

Я надеваю черное платье с рукавами три четверти и белым кружевным воротничком, как у школьницы. Это новое платье, я покупала его, чтобы ходить в университет.

Как наказала Регина, не пользуюсь ни духами, ни дезодорантом. Косметику тоже не наношу, абсолютно чистое лицо — а это уже наказ моего хозяина. На улице сегодня тепло, несмотря на середину сентября, поэтому колготки я не надеваю. Только черные балетки и небольшая сумка с любимыми книжками, папкой для рисования и плюшевым пледом. Это вещи, без которых я не могу обойтись. Маленькую статуэтку балерины прячу в карман — это мой талисман. В детстве я мечтала стать балериной, пока не получила травму колена, которая перечеркнула мою мечту. Но все это глупости, танцовщицы с такой неуклюжестью из меня все равно не получилось бы…

Запираю квартиру, беру сумку и выхожу во двор ровно в шесть вечера, как договаривались с Региной. Оглядываюсь по сторонам, осматриваю бабушек на лавочке, детей, шумно играющих на площадке, и понимаю, что во мне зарождается протест. «Так нельзя!» — вопит внутренний голос. Хочется отсрочить поездку в неизвестность, но мне этого не позволяют.

К подъезду подъезжает черная машина. Я не разбираюсь в марках, но по тому, как она отличается от соседских, и вся детвора открыла рты, глядя на эту черную, идеально отполированную машину, понимаю, что она явно высокого класса. Значок на машине в виде короны — никогда такой не видела. Необязательно разбираться в марках, чтобы понять, что автомобиль неприлично дорогой.

Из машины выходит молодой мужчина лет тридцати. Высокий, подтянутый, широкоплечий. Внешность приятная, не отталкивающая, можно сказать, симпатичный, только слишком серьезный. На нем серый пиджак, а под ним черная футболка — смотрится стильно,

— Добрый вечер, — сдержанно кивает он мне, осматривая с ног до головы. А потом словно осекается и отводит взгляд. — София?

— Да, это я.

— Меня зовут Артем, я ваш водитель-охранник. Прошу, — он открывает для меня заднюю пассажирскую дверь.