Набрав ведро, я поднялась обратно на второй этаж, заранее предвидя, как завтра будут гудеть ноги, уже привыкшие к праздности. Что ж, это пройдет. В детстве я бегала наравне с братьями — и не знала усталости. Могла тогда — смогу и сейчас.

По понятным причинам я выбрала детскую, оставив комнату мальчиков напоследок. Мне требовалось набраться сил и успокоиться, прежде чем снова столкнуться с непристойными насмешками Эйбела, откровенным презрением Нейтона и… что там ещё устроит третий брат — Огастин.

В детской на полу был постлан пестрый ковер с толстым и пушистым ворсом. На ковре валялись игрушки — куклы, крохотные чайные чашечки, изящные коляски, запряженные деревянными лошадками. Я собрала игрушки в корзину и задумалась, глядя на ковер. Раньше мне никогда не приходилось их чистить, и я не знала, как это делается. В доме моих родителей такой роскоши не водилось, а попав в дом графа Слейтера, я никогда не занималась уборкой.

Чем же его?..

Метлой? Или тряпкой?..

Но разве его можно мочить?

Надо спросить у Джоджо. А если она расскажет хозяевам, что я даже не умею чистить ковры? Время шло, а я стояла перед этим пестрым монстром и не знала, на что решиться.

— На что ты смотришь? — услышала я за спиной голос Черити, и чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Девочка вылезла из-за полога на кроватке и теперь с холодным любопытством, совсем не по-детски, смотрела на меня. На ней была ночная рубашка, и русые локоны, ещё не убранные в прическу, рассыпались по плечам, обрамляя милое кукольное личико.

— Любуюсь твоими игрушками, — нашлась я с ответом. — А почему ты здесь? Ты не завтракала?

— Сказала, что плохо себя чувствую, — она сморщила курносый нос. — Сегодня среда. А по средам всегда кормят этой ужасной капустой. Терпеть не могу капусту. И мама ее тоже не могла терпеть. И Ванесса не любит.

— Капуста полезна…

— Вот сама её и ешь, — Черити высокомерно посмотрела на меня. — Лилибет. Так зовут кошку моей подруги. У тебя имя, как у кошки.

— Мое имя — Элизабет, — мягко поправила я её, протирая подоконник и стол, решив оставить ковер до лучших времен. — Это означает «Божья клятва». Красивое и древнее имя. Так звали праведную мать пророка Иоанна.

Девочка поджала губы, но спорить против святого имени не осмелилась.

Пока я застилала вторую постель и мыла пол, Черити следила за мной с зоркостью коршуна. Я так и не осмелилась приступить при ней к чистке ковра, понадеявшись, что разберусь с ним позже.

— Доброго дня, — пожелала я девочке, выходя из комнаты.

Черити что-то проворчала, и я была почти уверена, что она произнесла «Лилибет».

— Идёшь к нам? — позвал меня Эйбел.

Оказывается, он стоял в коридоре, поджидая меня.

Я строго посмотрела на высокого парня, который подпирал стену, скрестив на груди руки, и сказала очень спокойно:

— Сначала уберу комнату вашего отца, если позволите. Мастер.

— Эх, какая… — прищелкнул он языком. — Хорошо, позволяю.

— Благодарю, — я сделала книксен и прошла мимо Эйбела в комнату господина де Синда.

Неужели, этот противный мальчишка будет дальше караулить меня? И не такой уж он мальчишка…

Я поставила ведро и огляделась.

Комната хозяина дома не отличалась роскошью. Кровать и сундук в углу — вот и всё убранство. Ковров на полу не было, кровать без полога, на стене висит темно-синий камзол с серебряным галуном и дутыми серебряными пуговицами. Бережливый де Синд бережлив во всем? Хорошо, если его бережливость не нашепчет платить мне нищенское жалование.

В комнате пахло солью и водорослями — я ощущала этот запах на протяжении двух недель и безошибочно его узнала. Всё тут было пропитано запахом моря. Даже камзол — по виду новый, словно его ни разу не надевали — пропах морем насквозь.

Смахивая пыль с подоконника, я поняла, откуда этот запах моря. В отличие от других комнат, в этой комнате рамы не были заклеены на зиму. Снизу до половины стекла покрывал серебристо-белый морозный узор. Наверное, хозяин не любил тепло и часто открывал окна.

Джоджо велела не заглядывать в кабинет и ванную комнату, но я не удержалась.

Увы — и эти комнаты не рассказали мне ничего нового о своем хозяине.

В кабинете у окна стоял массивный письменный стол, а перед ним — не менее массивное кресло. Но я и так знала, что господин де Синд — мужчина внушительных размеров.

Ванная комната тоже была полупустой — комод для белья и купальных принадлежностей, два табурета, жаровня на изогнутых ножках. Зато поражала воображение огромная ванна, в которой могли бы искупаться трое.