— Ведь так, деточка? Ты наверняка хотела бы спросить у дядюшки Мунка о том, какая любовь тебя ожидает? Кто твоя… как это вы люди говорите? Судьба?

— Совсем нет, — не согласилось я.

Вот уж совершенно точно ничего ни о какой любви знать я сейчас не хотела. Конечно, на самом деле, еще какой-то месяц назад я бы с большим интересом послушала предсказание на сей счет, но не теперь. Всё, что меня волновало сегодня, было выживание. Что надлежит предпринять, дабы моя прежняя жизнь вновь стала моей?

Об этом я и спросила. В ответ провидец заливисто рассмеялся. Он хохотал, сотрясаясь всем телом, и поэтому мы даже не сразу сообразили, что у фейца начался припадок. Я кинулась ему на помощь, но не успела даже прикоснуться.

Ломаным движением, словно марионетка на ниточках, дядюшка Мунк выпрямился в кресле и резко открыл глаза. Я имею в виду те дополнительные шесть глаз, что, оказывается, незаметно прятались, маскируясь под глубокие бугристые морщины на лбу и щеках. Каждый глаз прорицателя отличался размером, формой и, по всей видимости, цветом. О последнем было сложно судить наверняка, так как четыре из них оказались затянуты плотной пленкой бельма. Пятый, желто-серый, был поражен наполовину, и лишь последний, ярко-красный, смотрел ясно и отливал здоровым блеском.

А затем дядюшка Мунк заговорил:

— Ту реку вспять не обратить,

Она иссохла и мертва.

За Чары надобно платить,

Или исчезнуть без следа.

Своею сутью напитай

Ты берег Безымянных вод

И смело по воде ступай,

Веди к Рассвету свой народ.

Казалось, весь мир вокруг застыл подобно кадру в фотоаппарате. Даже ночной ветерок исчез. Не покачнулась ни одна стекляшка на люстре. Занавески висели унылыми складками, а я старалась даже не дышать, захваченная важностью момента. Была готова поклясться, что чувствую, как чары переливаются вокруг нас невидимой радугой. Предсказание отпечаталось в моей памяти так, словно кто-то обвел его через копирку. Хорошо бы ещё понимать о чём оно.

Едва дядюшка Мунк замолчал и все его дополнительные глаза плавно закрылись, вновь став лишь черточками от морщин, как старик вышел из транса.

— Ну, теперь «кошка» довольна? — ехидно спросил он у Безымянного, явно очень гордясь собой.

— Довольна.

Сид одним слитным движением поднялся с дивана и подал мне руку, дабы я тоже встала.

— Пошли, — уже совсем другим тоном обратился он ко мне.

— А как же оплата? — вскинулся провидец, одновременно и заискивающе, и возмущенно.

— В прихожей, — Безымянный цедил слова скупо, даже с каким-то отвращением.

Меня посетило подозрение, что более-менее разговорчивым и оттаявшим Высший бывает исключительно со мной. Для остальных — это холодная каменная глыба, об острые края которой запросто можно порезаться до смерти.

Мы проделали обратный путь до коридора, в котором, к своей немалой радости, прорицатель обнаружил простой брезентовый мешок. Внутри него явно что-то шевелилось.

— Кто там? — не ожидая ничего хорошего, прошептала я в спину сида, так и не отпустившего моей руки.

— Цып-цып-цып, — проворковал дядюшка Мунк, крадущейся походкой приближаясь к нашей «оплате».

Словно почувствовав присутствие хищника, томящееся в мешке существо отчаянно задергалось, издавая характерные жалобные звуки.

Провидец гаденько рассмеялся и, не мешкая, вцепился в хрупкое, беззащитное тельце.

У меня волосы на затылке встали дыбом. Вдруг широкая мужская спина перекрыла мне весь обзор.

— Не надо! — закричала я, но все, что услышала — сначала громкий отчаянный звук то ли писка, то ли шипения, а затем пугающую тишину, нарушаемую ритмичным причмокиванием.

По квартире поплыл запах свежепролитой крови.

— Отойди от двери, Мунк, мы уходим, — приказал старику Безымянный.

Я попыталась выглянуть из-за его спины, но сид умело всё загораживал, умудряясь параллельно вести меня к выходу из этого мерзкого места. Краем глаза, я все же увидела, как провидец деловито вытирает длинные узловатые кисти о замызганное полотенце, послушно отступая вглубь коридора.

Безымянный отворил дверь, и мы вышли на лестничную площадку. Никто из нас не ожидал, что Мунк решится в последний момент выскочить вслед за нами и схватить меня за руку.

— Постой, дитя, я ещё не всё тебе сказал, — только и успел пробормотать он, как тут же был отброшен мощным ударом.

— Слушай песню, — стекая на пол, словно кисель, невнятно сообщил он и постучал по виску.

Я смотрела на него глазами полными шока, страстно желая развидеть его два передних зуба, удлинившиеся сантиметра на три, и растянутый в безумной улыбке широкий окровавленный рот.

***

— Кто он? Что это, черт возьми, за существо? — первое, что спросила я у фейца, едва мы вышли на улицу и направились домой.