Шрифт:
Лишь когда за его спиной закрылась калитка, и щёлкнул замок, я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
Меня затрясло.
Едва за Севой захлопнулась калитка, как выражение его лица изменилось. Глаза загорелись ненавистью.
Эта сучка ещё пожалеет, что выгнала его.
Сева пока не знал, как именно отомстит. Но был уверен в том, что непременно это сделает.
Он покатил чемодан прямо по проезжей части, непривычно тихой в это время суток.
Может, и не стоило лезть на неё. Но почему-то подумалось, что после того, как Шурка разругалась со своим любовником, у него наконец-то появится шанс самому с ней помириться.
И вроде всё продумал – разбудит, утешит, и всё у них будет как прежде.
И чего вызверилась, спрашивается?
Нет, Сева не понимал этих баб. Какая ей разница? Ведь столько раз уже раздвигала перед ним ноги.
Париж отодвигался всё дальше, уже чуть проглядываясь сквозь туманную дымку невозможности.
Сева обязательно что-нибудь придумает. Он не позволит какой-то истеричной стерве лишить его будущего.
Стоп!
Идея была такой яркой, что Сева остановился посреди улицы, обдумывая то, что только что пришло ему в голову.
Решение, конечно, было рискованным и даже весьма опасным. Но, как говорится, кто не рискует, то не пьёт шампанское.
Шампанское Сева не любил из-за пузырьков, лезущих в нос. Но в Париже, у подножия Эйфелевой башни, он обязательно выпьет, если всё срастётся.
Всё же решение было верным.
Нет, оно было единственно возможным.
Сейчас Сева очень чётко осознал, что пока у него есть такой соперник, шансов вернуть Шурку нет никаких.
А значит, от соперника надо избавиться…
31
Спала я плохо.
То и дело просыпалась от кошмаров. И даже нежные песенки Мурлыки не спасали меня от страхов, которые так и норовили пробраться ко мне под одеяло.
Неудивительно, что проснулась я совершенно разбитой, чувствуя себя древней развалиной, которой давно пора на покой.
Первая чашка кофе слегка примирила меня с действительностью. Выпустив Мурика на улицу, я и сама не вернулась в дом. Устроилась на скамейке с чашкой в руке, подставив лицо ласковому утреннему солнышку.
Было уже десять часов, солнце поднялось высоко, осветив каждый уголок сада, проникнув в большие окна и наполнив мою душу ещё не спокойствием, но чем-то уже близким к нему.
Только сейчас почувствовала, что ночные тени начинают понемногу меня отпускать.
Возле калитки остановилась машина. И я снова напряглась.
Неужели Сева вернулся?
Поплотнее запахнула халат, раздумывая – переждать, когда ему надоест звонить, или вызвать полицию.
– Саш, я тебя вижу, – раздался голос Ярослава.
Внутри радостно ёкнуло – мириться приехал.
Я пригладила волосы рукой и пошла открывать.
Но Логинов приехал не мириться. Это было видно по хмурому лицу, сжатым губам и упрямо выставленному вперёд подбородку.
– Я хочу забрать сына, – заявил он прямо с порога.
В подреберье больно кольнуло острой ледяной иголкой. Я тихо охнула и схватилась за грудь. Сразу вспомнился сон, где прямо так он и сказал мне: «Я хочу забрать сына».
Видимо, Логинов что-то прочёл на моём побледневшем лице, потому что тут же поправился:
– Я имел в виду забрать его ненадолго… познакомиться поближе…
Я подняла на него глаза.
Он стушевался ещё больше:
– Мы с Алиной собираемся в аквапарк. Может, ты отпустишь Тёму с нами?
– С этого и надо было начинать, – я даже не пыталась быть вежливой. Мало мне в жизни стрессов – ещё и этот пугает до колик.
Ярослав смутился ещё больше.
А я вдруг поняла, что не хочу ругаться. Хочу обнять, прижаться, почувствовать тепло его губ.
Но Логинов вёл себя отстранённо, а я не собиралась ему навязываться.
Если хочет дуться, пусть дуется. Ей-богу, как маленький. Он сейчас был очень похож на своего сына, тот тоже мог на меня обижаться по несколько дней и вот так же держал дистанцию.
Мальчишки, они всегда остаются мальчишками.
– Тёма с моими родителями, если подождёшь пару минут, я съезжу с тобой.
Закрыла калитку перед самым носом Логинова и пошла к дому, чувствуя внутри мстительное удовлетворение. Его ошалевшее лицо чуть примирило меня с действительностью.
Одевалась я не слишком спешно. Ничего, подождёт. Я десять лет ждала.