Юноша с трудом очнулся от воспоминаний и повернулся, чтобы ответить на вопрос Джека. На его красивом лице лежала печать безнадежной тоски.

— Джастин все поняла, — тихо проговорил он..

— Возможно, это даже и к лучшему. Я всегда считал, что вы совсем не подходите друг другу, — ободряюще подмигнул Джек.

Ранд вспыхнул от негодования.

— Я только хотел сказать, что вы очень разные, ну просто как ястреб и певчая птичка, — поспешил пояснить оруженосец. — Джастин — слабое, безвольное существо, в то время как вы — человек действия!

— Неправда, она очень даже подходила мне, — продолжал настаивать Ранд.

Джек лукаво выгнул бровь.

— Неужели? Ха! Единственное, что могла Джасси, так это держать вас в нечеловеческих муках воздержания, но настоящей власти над вами у нее не было. Поэтому-то она и сдалась без боя.

— Если бы кто-нибудь другой, а не ты, Джек, осмелился бы сказать мне подобное, я тут же разбил бы ему лицо! — вспылил Ранд.

Джек помахал перед ним своей покалеченной рукой — вместо трех пальцев на ней были уродливые обрубки — и с притворным смирением протянул:

— Вы всегда так терпимы к несчастному калеке!

Ранд виновато пожал покалеченную кисть. Когда-то Джек был отличным стрелком, пока его руку не изуродовал мстительный французский рыцарь, чтобы он уже никогда больше не смог натянуть тетиву.

— Что-то нас ждет в этой враждебной стране? — меняя тему разговора, спросил Ранд.

— Опасаетесь, что мадемуазель будет настроена против вас?

— Не знаю. Но ей уже двадцать один год. Почему она никогда не была замужем?

— Не пытайтесь обмануть меня: вы думаете совсем о другом, — проницательно заметил Джек. — Кажется, вы испытываете неприязнь к невесте, еще совершенно не зная ее. Не так ли, мой господин?

— А как она может понравиться мне, если стоит между Джасси и мною?

Джек с досадой покачал кудлатой головой.

— Вы сами прекрасно знаете, что это не так. Ведь с Джасси вас разлучила не эта девушка, а королевский приказ.

— Да, конечно, знаю, — тяжело вздохнул Ранд.

Он вспомнил о своей рыцарской клятве верности Богу и королю и твердо произнес:

— Я не имею права упрекать в случившемся короля Генриха. Лонгвуд имеет для него жизненно важное значение. Он хочет заполучить его мирным путем, и этот брак — блестящий выход из положения.

Ранд тщетно старался заполнить пустоту, возникшую в его сердце после прощания с Джастин и отъезда из Англии, чувством ответственности за высокую миссию, возложенную на него королем, но… не мог. Ощущение было такое, словно после кубка теплого медового напитка он сделал глоток холодного горького эля…

— Я полагаю, что завоевание французской короны важнее, чем желания одного человека.

* * *

Вскоре «Туасон д'Ор» бросил якорь в небольшой тихой бухте, от которой к городу вела дорога, зажатая с обеих сторон суровыми гранитными скалами. Город казался совершенно безлюдным.

Отряд, состоящий из восьми вооруженных до зубов воинов, еще одного оруженосца Симона и священника Батсфорда, во главе с Рандом осторожно продвигался вперед. К седлам лошадей были приторочены огромные луки, на случай неожиданного нападения неприятеля. Ранд с тревогой оглядывался вокруг, совершенно не узнавая знакомые места. От напряжения у него даже заныли плечи и спина.

— Проклятый город пуст, — заметил Джек. — Мне это совсем не нравится.

Было очень тихо, лишь ракушечник хрустел под копытами лошадей, и разлеталась во все стороны галька, да ветер печально завывал между каменными домами с соломенными крышами и плотно закрытыми ставнями.

Ранд спешился и направился к большому покосившемуся строению, судя по всему, таверне, придерживая рукой новенькую шпагу, которая хлопала по правому боку в такт его движению.

Над дверью висела покосившаяся грубоватая вывеска, с изображенным на ней снопом пшеницы. Вдруг сквозь завывание ветра послышалось жалобное слабое мяуканье. Ранд посмотрел вниз: к перевернутой вверх дном бочке прижался тощий черно-белый котенок. Юноша нагнулся и осторожно поднял его. Изголодавшийся по ласке, как впрочем и по еде, котенок тут же прильнул к его широкой теплой ладони и замурлыкал.

— Пока мы пересекали Ла-Манш, меня всю дорогу выворачивало наизнанку, и все ради чего? — недовольно проворчал Джек. — Ради этой проклятой кошки?

— Успокойся, Джек, — усмехнулся Ранд. — Возможно, она позволит тебе погреться у ее теплого бока.

Вокруг раздались смешки, но все продолжали настороженно оглядываться, словно опасаясь того, что они могли бы вдруг увидеть.

Ранд толкнул плечом дверь и вошел внутрь. Дневной свет проникал в помещение сквозь заделанные пергаментом два тусклых окна, открывая взору беспорядочно разбросанные скамейки, поваленные столы, битую глиняную посуду, пустой холодный очаг, в котором, точно серовато-белые призраки, лежали сгоревшие поленья, готовые рассыпаться от малейшего дуновения ветра.