Двор после каждого дождя затапливало, но я придумала целую систему определения глубины луж. Ни один опыт не достается даром: я периодически была или в крови, или в грязи. На детской площадке были совершенно чудные деревянные домики – невысокие срубы из почерневших бревен. Кто-то устроил в них туалет, и они очень дурно пахли. Тем не менее любовь к деревянной архитектуре во мне теплится до сих пор. Так вокруг меня начал формироваться осознанный социум.

Следующий переезд был уже шагом в будущее. Отец на трех работах – накопили на однокомнатную квартиру в девятиэтажке. Своя ванная и туалет, своя кухня. Вскоре у нас появился видеомагнитофон и собака. Видеомагнитофон купили задорого. Собаку на улице подобрали. На окнах красовались толстые ржавые решетки: так надо, когда ты живешь на первом этаже. Вид из окна – гаражи. Выходишь из подъезда – погреба, а немного в отдалении – опять гаражи. Теперь я знаю: эти огромные пространства между домами называются противопожарными разрывами. Компенсации тесноты квартиры погребами и прочими незаконными постройками оказалось недостаточно, и спустя время территория моего влияния начала расти: я присоединяла соседние дворы к своим владениям, знала каждый камень и каждый куст. Мы опять были счастливы, по крайней мере мне так казалось. У меня было все. А родителям чего-то не хватало.

Хорошее место «Укладочным» не назовут. Мы запрыгивали в голубой «Москвич» и ехали на пустой участок, чтобы месяц за месяцем зачем-то возводить там еще один дом. Можешь убеждать меня, что дача – это место единения с природой, там клубника и огурцы… но нет! Я навсегда усвоила: дача – это такое забытое Богом место, где бешеная полынь, а комары размером с собаку хотят съесть тебя без соли. Даже когда двухэтажное здание было достроено, оно оставалось пустым. Там стоял старый диван и кровать с металлической сеткой. Все остальное долго не задерживалось: как только мы уезжали в город, его тут же обворовывали.

Несмотря ни на что, родители были готовы работать вдвое больше, а это был труд Сизифа: всякий раз участок выглядел так, как будто там не ступала нога человека. Может, они устали от города, а может, просто потому, что все так делали. Для себя я там впервые поняла, что я существо городское. На даче закончилось мое детство. Появились вещи и события, с которыми я не готова была мириться.

Я так радовалась новости о продаже дачи, не понимая, что это вовсе и не продажа, а обмен на дом в пригороде. Он недавно горел, но посчитали, что сделка была хорошей. Меня утешали рассказами о «природе» и своей мастерской для рисования, взамен надо было лишиться городской социальной инфраструктуры, которую я так тщательно выстраивала несколько лет. Теперь я стала максимально зависима от родителей: поездка в школу, на дополнительные занятия, редкие встречи с друзьями – все проходило в рамках расписания.

Я лишилась своих городских владений, но приобрела новые: пустые поля, уходящие в горизонт, высокий обрыв над Обью, плантацию сбора березового сока. Да… природа меня все-таки взяла. Сама того не заметив, я стала испытывать невероятную радость от прозрачного воздуха, от вишневого сада и целой комнаты, выделенной только для того, чтобы я рисовала и клеила макеты. Я перестала скучать по городу: друзей из мыслей вытеснили новые знакомства и интернет.

www.rekorobka.com

Здесь я собрала больше чек-листов для скачивания, а также много другой полезной информации про дом.

Опыт накапливается, личность формируется. Период моей жизни, проведенной под родительской опекой, закончился. Они заботились о том, чтобы я могла развиваться, и я не замечала ни тараканов в коммуналке, ни наркоманов в гаражах вокруг нашей панельки, ни обгорелых ступеней в нашем просторном доме. Мое осознание окружающего пространства проснулось, когда я осталась со своим жилищем наедине: меня, изнеженную природой и простором, выбросило обратно в город.

Сначала был Питер – и месяц этюдной практики, потом Москва и летняя архитектурная школа. Лондонская общага стала четвертой на моем жизненном пути. Я сбегала в парки почти каждый день, стараясь насладиться палитрой природных красок, чтобы пережить очередную ночь в окружении белых стен. В Питере я столкнулась с тем, что у меня, оказывается, есть требования к минимальному жилому пространству: в комнате было по восемь кроватей; в Лондоне – к минимальному количеству света: там я год жила без окон. Спустя какое-то время я распробовала городскую инфраструктуру. И пусть условия проживания не были идеальными, и в том и в другом случае мне достался в распоряжение целый город: общежития располагают обычно близко к центру и в пешей доступности от метро. Музеи, храмы, парки – все как на ладони. Самое прекрасное и самое мучительное в этом то, что я была одна: в частном доме я утратила тягу к выстраиванию новых знакомств, тем более что каждый новый переезд обнажал нестабильность дружеских связей.

В 2008 году я оказалась в экологической коммуне в США. Это было что-то вроде кружка по интересам: десять человек построили себе глиняные дома в гуще калифорнийского леса и жили там в «согласии» с природой и друг с другом. Это был мой первый сознательный опыт жизни в обществе посторонних людей. Оказывается, не так-то просто ужиться с пусть даже и продвинутыми, но все ж таки людьми. Разнокультурье – это как утрированная средняя семья. Каждый член такой семьи имеет свои особенности, с которыми окружающим сложно мириться. И как и в обычной семье, приходится делиться и идти на компромисс. Этот лесной опыт по-настоящему взорвал мне мозг: я увидела, что жилище не обязано быть типовым. Можно построить свой дом где угодно, с использованием сотни различных технологий. А иностранные студенты будут платить деньги, чтобы приехать в твое захолустье и иметь возможность участвовать в строительстве твоей деревни.