– Нет, медаль мне не нужна. Но хотелось бы хоть раз за лето провести выходные со своим парнем. Уж прости меня за это!

– Ну сейчас-то мы вместе, разве нет? Я тут. И ты тут. Мы все тут. Тут мы.

– Ну охуеть ты наблюдательный.

– Так, может, попробуем словить кайф от последних летних денечков?

– А, так ты заметил, что лето заканчивается? Потрясающе.

– Начинается новый учебный год, – осторожно вставил Ингве. – Ты ведь в курсе, что это значит.

– Новый год – новые данные, – хором сказали Коул и Ингве, воодушевленно блестя глазами. Уоллас хихикнул. На секунду он забыл о себе, вдохновленный их оптимизмом, верой в то, что все возможно. Новый год – новые данные. Сам он в это не верил. Это было просто присловье. Способ самоуспокоения. Уоллас постучал костяшками пальцев по столу.

– Постучим по дереву.

– Господи, – фыркнул Винсент.

– Эй, брось, – Коул попытался обнять его за плечи, но Винсент отпихнул его. Шваркнул на стол стаканчик с мороженым, и то, плеснув через край, расползлось по столешнице. Белая, теплая, как слюна, капля приземлилась Уолласу на запястье.

– Интересно, что бы вы делали, если бы у вас не было возможности учиться? Если бы вам пришлось вкалывать, как всем остальным? – не унимался Винсент. Он обвел взглядом собравшихся за столом. Миллер вскинул брови. Ингве слегка покраснел. Уоллас отщипнул уголок от салфетки Коула и вытер запястье.

– Вкалывать? Прости, но ты в финансах работаешь. Не прибедняйся, – отозвался Коул.

– Я и не прибедняюсь. Я просто спрашиваю, что бы вы делали, если бы вам пришлось самим о себе заботиться? Принимать решения? Строить гребаные планы на будущее? Да вы бы просто пропали.

– Хочешь сказать, я не строю планов? А как же мои проекты? Мои эксперименты? Может, у меня нет планов на наше с тобой общее будущее? Брось, Винсент, мы даже мебель купили.

– Это я купил мебель. Пока я сюда не переехал, ты жил на кампусе вот с этими двумя, – рявкнул Винсент, кивнув на Ингве и Миллера, стоически выдержавших его взгляд. – Вместо тумбочек у вас были накрытые фанерками ведра. Господи Иисусе. Ты в мебели ни хрена не разбираешься. Как и в том, как найти настоящую работу, заплатить налоги, получить медицинскую страховку. У нас даже настоящего отпуска ни разу не было. Пять дней в Индиане – ну офигеть просто. Предел мечтаний.

– А прошлым летом мы были у твоих родителей в Миссисипи, разве нет?

– Да, Коул, но твоя родня не выносит геев. Вот в чем разница.

Уоллас рассмеялся и тут же захлопнул рот. Ему снова стало неловко от того, что такая интимная сцена разыгрывается у него на глазах. И все же он не мог заставить себя отвернуться. Поначалу Винсент и Коул, улыбаясь, беззлобно подначивали друг друга, теперь же оба явно распалились. Они отодвинулись друг от друга. Скамейка под ними зашаталась, стол накренился, и еда поползла к краю. Миллер успел подхватить контейнер с начос, пока тот не шлепнулся на землю.

– Миссисипи, – улыбнувшись, пояснил Коул Уолласу. – Ты-то представляешь себе, что это значит.

– Я из Алабамы, – уточнил тот, но Коул лишь прикрыл глаза.

– Ты понял, что я имею в виду. Невелика разница.

– Положим, я сам из Индианы и все равно считаю, что это ужасно, – вклинился Миллер. – Винсент в чем-то прав.

– Да ты, считай, из Чикаго, – возразил Коул. – Дело не… Просто Винсент ненавидит мою семью.

– Не ненавижу я их. Чудная семейка. Сплошь расисты и гомофобы.

– Расистка из них только моя тетка, – пояснил Коул Уолласу.

– Ага, а его мать сказала, что у них в церковной общине возникло противостояние. Давай, Коул, объясни ребятам, кому же они противостоят.

– В их церковь стала ходить чернокожая семья. Или только раз попыталась прийти. Не знаю… – буркнул Коул, закрыв лицо руками. Шея его стала темно-бордового цвета.

– Так что не говори мне, что они…

– Там, где я рос, черные в одну церковь с белыми не ходили, – вставил Миллер. – По крайней мере, так было, пока я сам не прекратил туда ходить. Что сказать, Индиана.

– Мои родные, конечно, в церковь вообще не ходят, – подхватил Ингве. – И темнокожих у нас в городе нет. Но бабушка с дедушкой их любят. Говорят, шведы – это скандинавские черные.

Уоллас подавился собственной слюной. Ингве поежился и снова принялся жевать тако.

– Короче, я просто хотел сказать, что в жизни есть нечто более важное, чем ваши пипетки и пробирки, – сердито заключил Винсент. – Вы только прикидываетесь взрослыми. А сами знай играете в свои игрушечки.

Коул хотел было что-то ему ответить, но тут Уоллас, неожиданно для самого себя, заговорил: