По внешности миссис Парвис можно бы считать классическим образчиком такой прислуги. Она была не из тех комических фигур, какие мы столько раз видели на рисунках Белчера и Фила Мэя — не какая-нибудь старая толстуха, закутанная в шаль и с крохотным чепцом времен королевы Виктории на макушке, — таким, кажется, самое место в пивной, да немало их, насквозь пропитанных пивом и злостью, и вправду встречаешь в лондонских пивных. Нет, миссис Парвис была настоящая труженица с большим чувством собственного достоинства. Была она лет сорока с хвостиком, среднего роста, склонная к полноте, светловолосая, голубоглазая и румяная, скромное милое лицо, добрый приветливый нрав; но в ее обращении с посторонними чувствовалась некоторая даже гордость. Она была неизменно учтива, но поначалу держалась с новым хозяином суховато. Придет поутру, и они деловито обсудят планы на весь день: что сготовить на обед, какие продукты надо «припасти», сколько денег придется «выложить».

— Чего вы желаете нынче на обед, сэр? — скажет, бывало, миссис Парвис. — Вы уже надумали?

— Нет еще, миссис Парвис. Что вы посоветуете? Дайте сообразить. Вчера у нас была рубленая говядина с брюссельской капустой, верно?

— Да, сэр, — отвечает миссис Парвис, — а прошлый раз, может, помните, в понедельник мы готовили ромштекс с жареным картофелем.

— Да, еще как вкусно было. Может, опять сделаем ромштекс?

— Очень хорошо, сэр, — с безукоризненной учтивостью скажет миссис Парвис, но зазвучит в ее голосе некая нотка, словно бы деликатный, но недвусмысленный намек: дескать, воля ваша, а только выбрать можно бы и получше.

Джордж улавливает намек, и его тотчас одолевают сомнения.

— Постойте-ка, — говорит он. — Пожалуй, что-то уж очень часто у нас пошли ромштексы эти самые, верно?

— Вы их сколько раз заказывали, — спокойно отвечает миссис Парвис, не с упреком, а просто чуть заметно подтверждая истину. — Но, конечно… — Она смолкает на полуслове и ждет.

— Что ж, ромштекс штука хорошая. Они у нас были первый сорт. Но, может, сегодня для разнообразия что-нибудь другое сделаем? Как по-вашему?

— Да по-моему оно так, сэр, коли вы не против, — спокойно отвечает миссис Парвис. — Все ж таки приятно когда-никогда и разного поесть, правду я говорю?

— Ну, конечно. Так на чем порешим, миссис Парвис? Что вы предлагаете?

— Да вот, сэр, с вашего позволения, бывает хороша копченка с горошком. — Она разрешает себе сказать это чуть менее официально, с капелькой даже воодушевления, в ее голосе к едва уловимой робости, неуверенности в себе примешиваются трогательные теплые нотки. — Я вот по дороге заглянула к мяснику, сэр, так у него нынче копченка очень даже хороша, сэр. Распрекрасная копченка, сэр, — с неподдельным жаром заключает она. — Ну прямо распрекрасная.

Понятно, после этого Джордж не может признаться в своем невежестве, хотя он не имеет ни малейшего представления — что такое копченка. Он может лишь с восторгом согласиться:

— Ну, ясно, давайте копченку с горошком! На сегодня лучше не придумаешь!

— Очень хорошо, сэр.

Миссис Парвис уже снова замкнулась: сказала это самым официальным тоном — и снова далека и неприступна, будто холодной водой Джорджа окатила.

Когда имеешь дело с англичанами, тебя нередко ставят в тупик такие вот мгновенные превращения. Только подумаешь, наконец-то барьер рухнул и последние преграды сдержанности преодолены, только пошел душевный, непринужденный разговор — и вдруг эти англичане вновь огораживаются неприступной стеной — и начинай все сначала!

— А на завтрашнее утро вы что желаете? — продолжает миссис Парвис. — Надумали уже насчет завтрака?

— Нет, миссис Парвис. А что у нас есть дома? Какие наши запасы?

— Да уж кончаются, сэр, — признается она. — Яйца хотя есть. И масло еще осталось, и хлеба полбуханки. Чай у нас кончается, сэр. На завтрак можно яичницу, сэр, коли желаете.

По чуть заметной чопорности ее тона Джордж догадывается, что такой выбор она бы не одобрила, — и говорит поспешно:

— Нет, нет, миссис Парвис. Чаю, конечно, купите, а с яичницей подождем. Что-то в последнее время мы на нее слишком налегли, как по-вашему?

— Ваша правда, сэр, — кротко отвечает она. — По крайности три дня кряду у вас все на завтрак яичница. Но коли хотите…

И опять она умолкает, и это значит: если уж он и дальше намерен питаться яичницей, будет ему яичница.

— Нет-нет, хватит. А то скоро она, желтоглазая, нам совсем опостылеет, правда?

Миссис Парвис вдруг закатывается веселым, добродушным смехом.

— Вот это верно, сэр! — И снова смеется. — Вы уж извините, сэр, что меня смех разобрал, больно смешно вы сказали. Право слово, смех, да и только.

— Так, может, вы что другое надумаете, миссис Парвис? Только уж яйца покуда оставим.

— Сэр, а копченую сельдь вы не пробовали? Очень она бывает хороша. — Миссис Парвис опять оттаивает. — Коли вам хочется чего новенького, так копченая сельдь в самый раз. Право слово, сэр.

— Вот и прекрасно. Пускай будет копченая сельдь.

— Очень хорошо, сэр. — Миссис Парвис медлит в нерешительности, потом говорит: — Еще вот какое дело, сэр… насчет ужина… я вот подумала…

— Да, миссис Парвис?