— Я на Народной улице выхожу, она следующая, вот, держите, это моя визитка. Предварительно позвоните, выберем время, и будем спасать ваши волосы.

Лера машинально взяла прямоугольник, соседка улыбнулась и выскочила из троллейбуса.

«Наталья Сергеевна Рощина, стилист-парикмахер. Тел. х — ххх — ххх-хх»

Валерия повертела визитку, потом сунула в сумку и забыла о ней почти на неделю, пока однажды утром на расческе не остался приличный клок пережженных волос. Наплакавшись, Лера перевернула сумку, с облегчением обнаружила, что прямоугольничек не потерялся, как она решила спервоначалу, а просто попал между студенческим и проездным, и набрала номер.

Наташа ответила почти сразу, девушки поговорили, и через день Валерия приехала к Рощиной в первый раз.

С того дня прошло — девушка посчитала в уме — почти три года!

Она окончила институт, совершенно излечилась от несчастной любви, целый год отработала учителем начальных классов и полюбила свою новую внешность.

Парикмахерская, где работала Наташа, находилась в районе Павелецкого, Лера приезжала к ней регулярно, раз в три-четыре недели, как только отрастали корни. Обычно после покраски она гуляла по Валовой до станции метро на Замоскворецкой ветке, затем спускалась в длинный переход, где рассматривала сверкающие огнями киоски со всякой всячиной. Вдоль стен перехода иногда стояли певцы или музыканты, часто рядом с ними располагались и бабушки, продающие пучки зелени или домашние закрутки. В конце перехода поднималась по ступеням и шла вдоль здания Павелецкого, через толпу пассажиров — только что прибывших или собравшихся в дорогу, а потом сворачивала к платформам и, не доходя до них пару шагов, снова спускалась, но уже в метрополитен. Иногда она поднималась на второй этаж и немного сидела в зале ожидания, потягивая кофе, слушая объявления о прибытии поездов и рассматривая пассажиров. Полчаса, не больше, но и этого хватало, чтобы преисполниться решимости, что в следующий раз или летом, или на новогодние каникулы она обязательно куда-нибудь поедет! Ей нравилась эта суета и особенная атмосфера, когда человек ещё здесь, держится за чемодан, покупает кофе или бутерброды в дорогу, а сам душой и мыслями уже там… Далеко… Куда скоро увезет его плацкартный или купейный вагон.

Ей очень хотелось покупать в дорогу еду, переживать, не опоздает ли поезд, подойти к проводнику, показать билет и занять место в вагоне! Обязательно верхняя полка, чтобы залезть и смотреть с высоты в окно — на проплывающие мимо города, станции, деревни. На людей, спешащих на работу или домой, на детей, поля и рощи. Всё то, что она видела только по телевизору.

Так получилось, что за свои двадцать пять лет она никуда дальше Подлипок не ездила. Её родители не выбирались ни на море, ни заграницу, все отпуска они проводили на даче. Можно сказать, что Лера нигде, кроме Москвы не была, любуясь на красоты мира исключительно через телевизионный экран.

У родителей в Подлипках была дача, доставшаяся от бабушки. Лера помнила строгую бабушку Свету, её ветхую избушку с сарайчиком для ведер и садового инвентаря, заросший сад, кусты крыжовника и покосившийся забор. Всё лето она проводила там, возвращаясь в Москву только к началу учебного года. В поселок приезжали и другие дачники, все с детьми, и Лере никогда не было скучно. Потом бабушка умерла, родители снесли старый дом и принялись строить новый. Дело это оказалось небыстрое, денег постройка требовала много, а зарабатывали её родители, как все — оклад и тринадцатая к Новому году.

Лере на одно лето даже пришлось остаться в Москве и изнывать в одиночестве, потому что все подруги разъехались по курортам и дачам. Но когда родители достроили новый, крепкий дом, пригодный для круглогодичного проживания, и привели в порядок участок, то дачные каникулы возобновились. На следующую весну после окончания строительства выкорчевали уже неплодоносящие деревья, посадили молодой сад, мама разбила в палисаднике красивый цветник, а два года назад родители перебрались в Подлипки окончательно, оставив городскую квартиру в полное распоряжение выросшей дочери.

Задумавшись, Валерия не заметила, что уже прошла почти до конца перехода.

Как обычно, у ступеней, ведущих наверх, к Павелецкому вокзалу, выстроились продавцы полотенец, очков, сумок и разной всячины, мимо которых Лера всегда проходила, не глядя.

— Девушка, можно вас на минутку? — раздался голос справа. — Не могли бы вы мне помочь?

Валерия обернулась — ей приветливо улыбалась пожилая женщина.

Такая милая, домашняя старушка, невысокого роста, в чистенькой блузке, длинной юбке и с платочком на голове. Почему-то именно этот платочек, белый в синий горох, произвел на девушку особенное впечатление. Бабушка выглядела так, будто сошла с иллюстрациииз книги о деревенских жителях прошлого века.

Валерия опустила глаза и с изумлением увидела, что на ногах у старушки мягкие войлочные тапочки без задника. Летом. В Москве. Наверное, эта женщина приехала откуда-то из глубинки. Из очень далекой глубинки. Или сбежала из желтого дома.

Лера еще раз окинула пожилую женщину взглядом — на сумасшедшую не похожа. Чистенькая, открыто смотрит и ласково улыбается. Не буйная, уже хорошо. Что же ей нужно?

— Спина у меня больная, нагнуться не могу. Уронила ключи, а поднять — никак. Пожалуйста, достань, они вон — под ногами лежат, — попросила старушка.

Лера опустила голову и увидела возле левой ноги связку из двух ключей на брелоке в виде стеклянного сердечка, наклонилась и подняла. На секунду ей показалось, что брелок вспыхнул, но, наверное, это игра света, солнце-то сегодня вон какое!

— Держите, бабушка!

— Вот спасибо, милая! Выручила, а то никто кроме тебя не отозвался! Злые нынче люди пошли, каждый — сам по себе. Упадешь, перешагнут и дальше пойдут, не помогут, — рассыпалась в благодарностях бабушка, принимая связку и внимательно рассматривая стекляшку, видимо, проверяя, не разбилось ли сердечко. — Здоровья тебе и жениха богатого!