Именно тогда мы начали встречаться, а до этого мне удавалось увиливать от ответов. Когда нам двоим было по одиннадцать лет, мы были ветрены и легкомысленны. Билли клялся в искренности своих чувств. Я видела в нем оскорблённого жизнью мальчишку, чьи голубые глаза засверкали от первой влюблённости. Когда ему исполнилось двенадцать, и в голове у него уже начинали зарождаться первые взрослые мысли, он поклялся добиться моего сердца, а я звонко смеялась ему в ответ. Я видела в нём отважного мужчину, которого не страшат препятствия. Настоящий рыцарь, подумалось мне тем днём. Когда ему исполнилось тринадцать, он впервые в жизни затеял драку. Потом ещё одну. Затем новые ссадины появлялись на хмуром лице Билли Акерса с каждым последующим днём, и в один день всем стало страшно связываться с ним. Я видела в нём сорванца, не достойного звания мужчины. Тогда я сказала Билли, что не хочу встречаться, но он решил, что всё будет иначе.

Я бросаю его на улице и скорым шагом скрываюсь за дверьми детского дома. Внутри нет никого, кроме персонала и нескольких ребят, которые не захотели выходить на работу, поэтому ванная комната оказывается свободной.

Я захожу туда и подхожу к испачканному зеркалу, на поверхности которого можно заметить белые пятна от зубной пасты и разных кремов. Ванная комната редко сияет от чистоты. Красивой мозаикой на полу выложены самые разные узоры, но в последнее время они скрыты под старенькими тряпками, а белые керамические раковины частенько покрываются налётом.

Я начинаю присматриваться к лицу в отражении. На щеке осталась грязь от перчатки Акерса. Внимательно рассматриваю алый след от пощёчины, убеждаясь, что Билли рассёк мне щеку. Включив тёплую воду, я начинаю промывать рану. Благо, на полочке завалялась старенькая бутылочка с перекисью водорода, и я без проблем обеззараживаю небольшую ранку.

Внезапно дверь в ванную комнату широко распахивается, но почти сразу захлопывается. От неожиданности я подпрыгиваю на месте и роняю на пол бутылочку с перекисью.

– Извините, здесь было открыто, – оправдывается Люк, стоящий по ту сторону двери.

Я перекрываю воду, хватаю первое попавшееся полотенце и вытираю щёку.

– Ничего, я почти закончила, – кричу я, поднимая пустую бутылочку от перекиси. – Я уже умылась, дай мне несколько секунд.

Я оставляю мокрое полотенце в корзине для грязного белья, после чего беру половую тряпку и несколько раз прохожусь ею по месту, где разлилась перекись водорода. Сложив её вдвое и оставив рядом с ведром и шваброй, я протираю взмокший лоб тыльной стороной ладони.

Внутри меня назревают страх и паника. Мне бы не хотелось выглядеть несуразно в глазах Люка: отчего-то пне кажется, что он сразу догадается что к чему.

– Можешь входить, – говорю я, и дверь вновь открывается.

Люк появляется в ванной комнате по пояс голый. Я задерживаю взгляд на его оголённой груди дольше, чем положена, но отчего-то не могу оторваться. Через предплечье парень перекинул футболку, а вокруг шеи обвязано белое махровое полотенце.

– Всё в порядке? – осторожно интересуется он, и я выхожу из ступора.

– В полном, – отвожу глаза в ноги и делаю несколько шагов в сторону выхода.

– Что это за царапина?

– Упала, – вру я.

Щеку продолжает щипать перекись, но я не жмурюсь.

– Будьте аккуратнее, – наставляет Люк. – Зовите, если понадобится помощь в саду.

– Хорошо, – коротко киваю я, подходя к двери. – Только я почти закончила. Ты не хочешь присоединиться к остальным ребятам? Мы рассаживаем замечательные фиалки и молодые деревья!

– Вам нравятся фиалки?

– Да, – киваю я. – Так ты пойдешь?

– С радостью, только схожу в душ. Представляете, помогал Хью с готовкой, и не уследил, как убежало молоко, – Люк демонстрирует мне футболку с мокрым пятном.

Я не могу скрыть нелепой улыбки, когда представляю, как этот юноша пыхтит у плиты вместе с поварихой Хью. Замочек двери глухо щёлкает за моей спиной, и я оказываюсь в пустом холле.

Люк очень милый. Его манера речи, если честно, меня впечатлила. Обычно он и два слова связать не может, когда говорит с кем-нибудь, а теперь спокойно поддержал диалог, даже эмоции проявил. Я никак не могу выбросить его из головы.

Взяв в медицинском кабинете пластырь, я наклеиваю его на рассечённую щёку, а затем снова выхожу на улицу. Я подхожу к клумбе – Билли Акерса не видно поблизости – и возвращаюсь к рассаде. Пионы менее пышные, чем астры, и этим они мне нравятся: их очень удобно пересаживать. Пока я сажала астры, я повредила несколько стеблей из-за тяжёлых бутонов, и цветы оказались в горке с сорняками. С пионами такого не происходит. Я высаживаю их в параллельную астрам линию, следя за тем, чтобы расстояние между насаждениями цветов оставалось одинаковым.