— Жаль. Он очень хороший человек. Но… — Галина Сергеевна бросила на меня многозначительный взгляд. — Сережа очень упертый человек. Он всегда добивается желаемого. Если ты ему понравилась, он сделает все, чтобы ты была с ним. Я ни на что не намекаю. Правда, мне очень жаль. Вы хорошо вместе смотритесь. Прости, что я тебя потревожила. Пойду обратно в палату. Хочу отдохнуть. — И она ушла, ни разу не обернувшись.

Меня начала заедать совесть. И зачем я ей нагрубила?

— Мельникова, Воробьева! На флюорографию! — раздался громкий женский голос.

Наталья Владимировна, санитарка с толстой папкой, встретила нас у фойе, когда дежурная в этот день Валентина Алексеевна передала ей карточки и направления.

— Все, оделись? — мы набросили куртки: на улице было слегка прохладно. Всю ночь шел проливной дождь. — Тогда пойдемте. Нас уже ждут.

Мы втроем вышли из отделения и направились в первый корпус, где как раз находился флюорографический кабинет. Располагался он на третьем этаже. Там уже сидели пару человек из других отделений.

Когда наша троица поднялась наверх, за нами пришли двое молодых крепких парней, несущие носилки с престарелой старушкой. Ходить она уже была не в состоянии.

Ее положили у дверей кабинета, и медсестра, сопровождавшая компанию, вошла внутрь, предварительно постучав.

Бабушку приняли первой. Потом других больных. А затем нас, самых последних.

Когда мы прошли все процедуры, Наталья Владимировна отвела нас обратно в отделение и куда — то поспешно ушла.

В фойе меня ждала Аня, терпеливо сидя на стуле.

Вот уж никак не ожидала ее здесь увидеть! Неужели ей снова пришлось поехать по делам в Кемерово? Или она просто была в гостях у своей лучшей подруги Светланы?

— Привет. — Я присела рядом.

— Ага. Я здесь по учебе. Решила к тебе зайти. — Так уж и скажи, что мама попросила. Сама — то навряд ли об этом додумалась. — Как дела? Я спросила позвать тебя, а они не смогли тебя найти. Сказали, что нет больной с такой фамилией.

— Санитарки сегодня новенькие. А Валентина Алексеевна была на втором этаже, — объяснила я. — Как там мама? Как ты? Что новенького?

— Да все по — старому. — Аня набрала номер моей матери. — На, поговори. — Она передала трубку мне.

— Алло… Да все нормально. Да, говорила. Она назначила мне лекарства. Сдала все анализы. Теперь отдыхаю. А ты как? А — а, понятно. Хорошо? Что? В пятницу тебя ждать? Я помню. Хорошо. Договорились. Привези телефон, не забудь? Ага. Пока!

— Я тебе там кое — что принесла. В раздатку отнесла, — сказала после Аня.

— Хорошо.

— Ладно. Пойду я.

— Пока.

— Пока!..

И сестра ушла.

Странное чувство. Словно и не было ее. Но все равно я рада, что она меня навестила.

После одиннадцати нас снова выгнали на улицу.

Выглянуло солнце.

— Доброе утро. — Сергей снова появился неожиданно, словно привидение.

На этот раз не с пустыми руками: принес огромный букет алых роз. Дорогие, наверное.

— И тебе тоже.

— Это тебе. — Он вручил мне цветы.

Я покраснела.

— Мне?.. За что?

— Просто. — Сергей сел рядом.

— Что — то ты не договариваешь… — я прищурилась и с подозрением взглянула на него.

— Мне мать все рассказала. Это правда?

— Насчет чего?

— Ну… Про твоего парня, который женился во время ваших отношений.

— Да.

— И как это получилось?

Я пожала плечами.

— Я позвонила. Взяла трубку его новая жена. А после я увидела у него в профиле статус, что он женат. И все.

— Так, значит, он не женился. Он уже был женат.

— А разница?

— Большая. Одно дело жениться, когда вы знакомы, а другое быть в браке. Хотя… Ты права. Разницы действительно нет. Еб…н он, вот и все. А ты что, не знала, что у него есть жена или невеста? Он не говорил?

— Нет. И в Одноклассниках ничего не написал. Тогда все сходится. Тогда его тетка типа такая написала: “зачем он тебе?”. А я отвечала, что люблю. Дура. Тогда все сходится.

— Бывает.

— Мне твоя мама тоже кое — что сказала.

— И что же?

— Что я неплохая партия для тебя. Что мы вместе хорошо смотримся. И все в таком духе.

— А если оно действительно так?

Я пожала плечами.

— Прости… Но я не верю в это.

Сергей тяжело вздохнул и закурил.

— Ты мне нравишься… — такое ощущение, что он признавался в тяжком преступлении, а не в своих чувствах. Ему очень тяжело давались эти слова, и Сергей замолчал, понимая, что сболтнул лишнего.