У вступления две задачи. Во-первых, я хотел бы поместить обе части нашего труда в более широкую перспективу изучения Иисуса, что особенно важно для читателей, впервые узнавших об этих дискуссиях. А во-вторых, я хочу представить все наши материалы, указать на методики, при помощи которых они получены, и на то, какую ценность они вносят в изучение Иисуса из Назарета в социальном и историческом контексте его жизни. Широкий спектр работ не позволяет подробно разобрать каждую; впрочем, я буду только рад, если читатели захотят ознакомиться со всеми, и поэтому сейчас скажу лишь о самом главном.

Я уже посвятил ряд книг и статей «поискам» Иисуса [1] , но, возможно, читатели, еще не успевшие познакомиться с этой дисциплиной, благосклонно оценят краткий исторический обзор. Во избежание путаницы следует выделить три разных определения, важных для «Исследования Иисуса»: (1) Иисус истории (англ. Jesus of history) – это подлинный и реальный исторический персонаж, еврей, живший в Палестине в I веке н. э.; его облик время от времени можно различить за туманом мифов и воззваний евангелистов; (2) Исторический Иисус (англ. historical Jesus) – это термин, призванный обозначить все, что можно воссоздать об «Иисусе истории» с помощью специальных исследований и размышлений. (3) Христос веры (англ. Christ of faith) – это тот Иисус Христос, о котором проповедуют и которого знают верующие христиане. Впрочем, такое понятие, как Христос веры, не следует воспринимать как верование в некое бесплотное небесное существо; истоки Христа веры восходят к нашим знаниям об Иисусе (то есть об историческом Иисусе).

За Первым и Вторым поиском исторического Иисуса стояли богословские «повестки дня», тогда как «Исследование Иисуса» не связано (в идеале) ни с притязаниями теологов, ни с их проблемами. Сто лет тому назад Альберт Швейцер говорил о «хаосе в современных жизнеописаниях Иисуса», вышедших вслед за фундаментальным трудом самого Швейцера, посвященным историческому Иисусу. И его слова оказались пророческими. Если взглянуть на огромный поток книг об Иисусе, можно подумать, что нынешний хаос в этой области еще «хаотичнее», чем тот, что царил во времена Швейцера. «Исследование Иисуса» – это множество разных дисциплин, это работы, выходящие на десятках современных языков, и эта сфера столь широка, что ни один специалист не сможет сказать, будто ознакомился со всеми публикациями. Более того, взгляды исследователей широко разнятся. Одни специалисты по Новому Завету полагают, что изучение исторического Иисуса ведет в тупик. Другие без должных оснований утверждают, будто Евангелия созданы непосредственными свидетелями событий: Матфей и Иоанн были апостолами, Марк – помощником Петра, а Лука – спутником Павла. «Исследование Иисуса» не так беспомощно, как полагает первая группа; впрочем, документально оно зафиксировано не столь надежно, как думает вторая. Среди тех, кто задействован в «Исследовании Иисуса», как, кстати, и среди археологов, мы встретим и минималистов, и максималистов. А большинство специалистов отвергает обе крайности из-за их неустойчивой позиции, недостаточно верного понимания источников и отсутствия должной методики для исследования Иисуса. Как минималисты, так и максималисты последовали за слепым поводырем и оказались в яме (ср.: Мф 15:14). Однако за видимым хаосом можно различить беспримерное единодушие во всем, что касается методологии и ряда важных аспектов жизни и мировоззрения Иисуса.

Эксперты, в общем-то, согласны в том, что Старый поиск исторического Иисуса начался в 1835 году, когда Давид Штраус опубликовал свое критическое исследование «Жизнь Иисуса», и длился до 1906 года, когда вышел главный труд Альберта Швейцера об Иисусе. Историко-критический метод все еще пребывал во младенчестве. В свете своих аргументов исследователи представали истинными знатоками, но на самом деле их доводам не хватало ни научного характера, ни самокритики, ни стремления объективно оценить как эпоху иудаизма периода Второго Храма, так и то место, которое в ней занимал Иисус. Некоторые специалисты по Новому Завету даже утверждали, что возлюбленным учеником Иисуса, упомянутым в Евангелии от Иоанна, был Иуда. Эрнест Ренан, известный французский литератор, предположил, будто в последние мучительные мгновения в Гефсиманском саду Иисус терзался сожалениями о галилеянках, которых ему следовало бы любить. Адольф Гарнак, знаменитый историк Церкви, уверял, что Иисус учил людей отцовству Бога, братству всех людей и этике любви. Ренан и Гарнак оказали на культуру огромное влияние, их читали очень многие, но в строках их трудов люди не слышали голоса галилейского еврея, а соприкасались с французским романтизмом и немецким идеализмом – и внимательный читатель непременно задумывался о том, почему же Иисуса так плохо понимали его последователи и как могло случиться, что Князя мира (см.: Ис 9:6) распяли на кресте.

В 1906 году, в первом издании своего труда, посвященного историческому Иисусу, Альберт Швейцер указал на то, что все писатели XIX века просто предлагали образ Иисуса, который было легко полюбить, понять и сделать предметом восхищения. Монументальная работа Швейцера «История исследования жизни Иисуса» – это не только классика, но и, быть может, самый значимый труд из всех когда-либо опубликованных в этой области. Сегодня, сто лет спустя, почти все исследователи согласны с Швейцером в том, что на Иисуса глубоко повлиял иудейский апокалиптизм – ожидание конца света и Страшного суда [2] .

Джордж Тиррелл, ирландский модернист и католик, проницательно подчеркнул, что те, кто писал об Иисусе с претензией на историческую достоверность, на самом деле просто вглядывались в колодец истории и видели там свое отражение [3] . Это суждение, mutatis mutandis – с необходимыми поправками – все так же неотступно звучит в широком потоке публикаций об Иисусе.

Сразу после Первой мировой войны историческое изучение Иисуса прекратилось во многих семинариях и университетах, а особенно – во влиятельных ведущих немецких учебных заведениях. Такие властители дум, как Рудольф Бультман, Карл Барт и Пауль Тиллих, заявили, что исторический Иисус – просто порождение фантазии ученых-гуманитариев. И более того, часто они, пусть и неявно, намекали на то, что надежные знания об «Иисусе истории» ничего не значат для христианской веры [4] . Похоже, именно это все и услышали: христианам достаточно знать, что они спасены «одной верой» – ничего больше. Мало того что это клише искажает сложные богословские идеи как Мартина Лютера, так и апостола Павла [5] , оно еще и позволяет издавать рескрипты, призывающие к отказу от сложной задачи исторических исследований. К сожалению, отголоски этих старых воззрений, ныне решительно опровергнутых и библеистами, и теологами, иногда еще слышны на лекциях и в проповедях. Появилась такая важная методика изучения Нового Завета, как риторическая критика; впрочем, при обращении к ней легко отойти от утверждений керигмы – вести об Иисусе как Христе, Сыне Божьем – и вместо исторических исследований начать рассматривать образ Иисуса в евангельском повествовании.

В период с 1920-х годов (в 1919 году вышел комментарий Карла Барта на Послание к Римлянам, позже возникла школа Рудольфа Бультмана) по 1953 год теология Барта и Бультмана процветала. К историзму и ее основатели, и их последователи относились презрительно. И пусть даже многие ученые-гуманитарии, изучавшие Новый Завет, особенно француз Пьер Бенуа и норвежец Нильс Альструп Даль, еще задолго до 1950 года подчеркивали то, сколь важны исторические исследования, посвященные Иисусу, принято считать, что Новый поиск исторического Иисуса начался в 1953 году. И начал его Эрнст Кеземан, ученик Рудольфа Бультмана, причем смело и дерзко – в присутствии учителя, на торжественном собрании учеников в Марбурге. Кеземан показал, что Новый Завет намного более историчен, чем допускал Бультман. Христианское богословие, утверждал Кеземан, коренится не в идеях и не в экзистенциализме. Он смог убедить многих специалистов по Новому Завету в том, что в основе христианства лежат реально происходившие в истории события и что между подлинными словами Иисуса и воззваниями палестинского «Движения Иисуса» [6] существует преемственность.

Новый поиск исторического Иисуса не заинтересовал большую часть теологов и вскоре тихо и незаметно исчез. Но почему он оказался столь безуспешным? Отчасти потому, что его сторонниками двигали богословские интересы, умалявшие важность истории – таким было наследие экзистенциализма. Нежелание заниматься социологией, антропологией и археологией при повышенном интересе к христологии вряд ли позволяло лучше понять Иисуса из Назарета – иудея, жившего в первые тридцать лет нашей эры. Сегодня, оглядываясь в прошлое, мы можем увидеть, что методы сторонников Нового поиска не соответствовали стандартам строгой научной историографии.