В какой момент рядом оказалась Алена, Макар так и не понял, она сказала, что он ей сам позвонил, но он не помнил. Зато ее можно было спросить об Эве, и он никак не ожидал, что та опустит глаза и начнет путано мямлить:

— Мак, я не хотела говорить тебе, но раз уж так вышло… В общем, когда ты был в Париже, я случайно увидела Эвку с мужчиной, они вышли из «Голливудда», сели в машину и уехали. Я успела сфотографировать, вот, смотри, — она показала на телефоне снимок, и у Макара грудь сковало льдом.

На фото Эва обнималась с мужчиной, его видно не было, он стоял спиной, зато хорошо было видно лицо Эвы, счастливое, в том платье, которое как раз примеряла на себя девица возле мусорки. Эва надевала его только один раз, для Макара, по крайней мере он так считал, идиот…

— Перешли мне фото, — это последнее, что он помнил, дальше пошел слошной калейдоскоп.

Макар пил, Алена уговаривала его остановиться, но виски никуда не девалось, он влил в себя бутылку так точно. Дальше вышибло напрочь, как он оказался дома, в своей постели, Мак не знал, зато ночью ему приснился сон и снилась, конечно, Эва.

Сон был настолько живым и осязаемым, что Мак ощутил рядом ее тело, обнаженное, настоящее, теплое. Он так истосковался по ней, так соскучился, что даже не стал спрашивать, откуда она взялась, просто брал так как ему хотелось, как нравилось ей, с остервенением, изливая всю горечь, накопившуюся за эти дни.

— А ты меня любишь? — спросил он Эву, когда смог говорить, и по привычке прикусил шею ближе к ключице.

И как прострелило. Запах был другой, вкус другой, под ним была другая женщина, не Эва

— Да, я люблю тебя, Мак, но что ты делаешь? Мне так больно!

— Алена? — Макар оперся на вытянутых руках и со стоном упал на спину. — Как ты тут оказалась?

— Алена? Как ты тут оказалась?

— Что значит, как оказалась? Ты много выпил, я привезла тебя домой.

— Я не о том, — нетерпеливо перебил ее Макар, — как мы очутились в одной постели?

— Ты что, в самом деле ничего не помнишь? — изменившимся голосом спросила Алена, стянула со стула его халат и поспешно набросила на плечи. — Мы договорились с тобой…

— О чем? Потрахаться? Ты так просто об этом говоришь? …, мы что, не предохранялись???

— Не думала, что ты совсем не в себе, — Алена поднялась и запахнула халат, а Мак сел на кровати, подперев голову. Там шумело и время от времени взрывались небольшие снаряды. — Извини, похоже, я ошиблась.

— Эй, погоди, — он поймал ее за руку и заглянул в лицо, девушка едва сдерживала слезы. — Не обижайся. Что я должен был помнить?

— Мы с тобой говорили о нас, Мак, нас так много связывает. Мы наделали массу ошибок, и ты, и я, мы выбрали не тех, кто нас по-настоящему любил. Но теперь можно попробовать помочь друг другу пережить эти нелегкие времена, поддержать ты меня, а я тебя, мы можем попытаться скрасить друг другу одиночество и забыть предательство…

«Эва! — прострелило мозг Макара. — Она обнималась с каким-то мужиком, Алена показывала фотку…»

— Где твой телефон? — хрипло перебил он девушку, та с обиженным видом замолчала и поджала губы. — Алена, дай телефон, я хочу посмотреть на то фото, что ты сняла возле «Голливуда».

Она встала и, ни слова не говоря, вышла из спальни. Вернулась и протянула Макару свой айфон, по которому как будто проехалась танковая колонна.

— Что это? — не понял Мак, разглядывая раскуроченный гаджет.

— Ты вчера бросил его о стену, а потом пытался раздавить ногой. Ладно, Мак, я пойду, прости, я, наверное, слишком многого хочу, а тебе….

— Да погоди ты, — он потер лицо руками, у него, похоже, вчера совсем съехала крыша. — Я правда ничего не помню. Но это точно была Эва, ты уверена?

— Ты потому и взбесился, Мак!

— Ален, — он снова потянул ее за руку, — ты прости, я и правда не в себе. Сделаешь кофе?

Макар по стенке добрался до душа, двадцать минут стоял под холодными струями, зато вышел уже практически трезвый, лишь чуть пошатывался при ходьбе. Аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри, Мак плюхнулся на стул и вытянул ноги.

— Посмотри, что я нашла за упаковкой с кофейными зернами, — Алена положила перед ним колечко, — ты не знаешь, откуда оно там взялось?

Мак смотрел и чувствовал, как в груди сгущается темная, мрачная туча. Это было обручальное кольцо, которое он подарил Эве. Она не стала отдавать его сразу, спрятала, зная, что он все равно найдет. Тьма скрутилась в тугую спираль, и ему снова захотелось завыть зверем.

Почему? Почему было просто не сказать: «Макар, я ухожу к другому, ты мне больше не нужен»? К чему было спрашивать, любит ли он, зная, что все равно уйдет?