— Он от жадности лопнет, а не прибавит!

— Лучше голову сломит, а не прибавит! — поддразнивали женщины.

Жених уже устал спотыкаться в тёмном и влажной лесу. Отяжелевший от угощения, он хотел поскорее закончить обряд поисков.

— Прибавьте им, кунаки, — сказал он, пыхтя, отдуваясь и обливаясь потом.

Товарищи жениха из кожаных мешочков раздавали женщинам и девушкам припасённые для этого деньги.

— Мало! Жадный! — кричали женщины.

— Все раздайте им сразу! — велел жених. — Теперь говорите, сороки: куда запрятали девку? — потребовал он.

— Мимо! Мимо прошёл! Кривой! Слепой! Не увидел, не заметил! — закричали женщины.

Юнус вспомнил, что он обошёл стороной колючие заросли боярышника, — значит, подружки и мамки для потехи спрятали невесту в колючках! Эх, злые насмешницы, будут ещё забавляться, когда он исколется весь, издерётся в этих кустах…

Он решительно повернул к кустарнику, поросшему по краю оврага, злясь на женщин, которые не посчитались с его полнотою и возрастом. Но он молодился и не хотел показать досады.

В лесу потемнело. Кусты и стволы деревьев сливались в сплошную стену, сплетаясь с ночною тьмой.

— Подружки, он весь обдерётся! Пожалей себя, Юнус-бай, заплати ещё выкуп, мы тебе сами её приведём! — кричали женщины. — Ой, сестрицы, пропал Юнус-бай!

— Ага! Вот она! — торжествующе крикнул Юнус, заметив белое пятно во мраке между кустарников.

Он ринулся на него, не жалея своей одежды, рук и лица, но «невеста» испуганно метнулась в кусты, забилась и закричала, как показалось ему, ужасающе диким голосом.

Жених отшатнулся, поняв, что схватил привязанную в боярышнике козу…

Непритворный хохот молоденьких женщин огласил весь окрестный лес. Юнус, уже не скрывая злости, бранился с женщинами. Свахи постарше, принимавшие участие в забавном обряде, спохватились, что зашли далеко в своих шутках. Они уже сами решили помочь незадачливому охотнику и привести его «дичь» к нему в руки, но вдруг оказалось, что сами они не могут найти Амины. Невеста пропала.

Первые догадавшиеся об этом подружки невесты, пользуясь темнотою ночи, ускользнули в кусты и поспешили поодиночке добраться к кочевкам, другие аукались по лесу. Третьи ещё оставались возле гневного жениха и хотя продолжали поддерживать шутливую перебранку, но уже шептались между собою, что неспроста оказалась в кустах привязанная коза. Кто-то болтнул, что колдун превратил невесту в козу, и вдруг всем сделалось жутковато, и, когда оставленная в лесном одиночестве коза снова жалобно закричала, женщины с воплями страха толпою бросились из лесу к человеческому жилью…

Когда солнце озолотило вершины соседних гор, Салават разбудил свою похищенную у Юнуса-бая жену, Амина застыдилась и спрятала покрасневшее лицо у него на груди…

Потом они оба смеялись.

Чтобы позабавить. Амину, Салават представлял перед нею в лицах все то, чего оба они не слышали и не видали, но что неминуемо должно было произойти после того, как Салават из-под носа жениха выкрал её, оставив в лесу привязанную козу.

— Ты рада, что не осталась там? — в тысячный раз допрашивал её Салават, глядя на маленькую жену как на чудо, упавшее с неба.

И в тысячный раз Амина повторяла ему, что рада.

В коше, куда привёз её Салават, она нашла женское платье. Возле коша паслось с десяток овец, бродила кобыла — всё было как нужно. Маленький очажок перед кошем курился дымком: Амина и Салават натаскали в него сухих сучьев. Салават застрелил какую-то синеперую птицу. Амина пекла лепёшки.

Кругом нигде не было ни единой живой души. С горы, на которой стоял их кош, были видны леса, и вершины гор, и леса без конца и края, и змеистая речка, но не было видно ни табунов, ни кошей.

Почти каждый день к ним наезжали в гости Хамит или Кинзя. Хамит бывал неизменно весел и без умолку трещал обо всех новостях, представляя то Рысабая, то его стартую жену, то рассказывал о том, как Юнус со злости послал уже сватов на кочёвки соседнего аула и там получил отказ, потому что невесту успели просватать кому-то.

Кинзя привозил каждый раз с собой полный тургек кумыса или ещё что-нибудь из съестного, чего Салават не мог бы добыть в лесу на охоте.

Вести, привозимые Хамитом, были все спокойнее. Наконец, как-то раз он сказал, что поутру кочёвка уходит намного дальше и будет уже трудно им приезжать, чтобы навещать молодожёнов.

— Перекочуйте и вы к нам поближе, — сказал он. — Выберем новое место в лесу, в стороне ото всех, и живите, а то вам совсем-то одним будет скучно.

— Ласточка, скучно тебе со мной? — спросил Салават.

И Амина весело рассмеялась в ответ, словно её спросили в палящий полдень, не дать ли ей шубу.

Как раз в эту пору приехал Кинзя. С сопением слез он с седла, уселся, выпил половину привезённого с собой кумыса и крякнул.

— Старшина приходил, — сказал он.

— Куда? — в один голос спросили все трое.