Споры прекратились после того, как во время осмотра, надзиратель подошёл к Сэйду и приказал скинуть набедренную повязку.

Рабы и рабыни, линиями выстроенные во дворе, увидели непростительно опавший член. Без кольца.

По рядам пролетел шепоток.

Надсмотрщик несильно ткнул рукоятью плети под подбородок рабу.

— Опять? — устало спросил он.

Сэйд не хотел оправдываться, потому что знал, что это бесполезно. Для раба сказать, что виноват свободный, означало увеличить наказание вдвое.

— Я задал вопрос! — плеть сильнее ткнулась Сэйду под кадык. И тот принял единственное возможное решение — рухнул на колени, склонил голову до земли и громко произнёс:

— Простите, мой господин, я виноват!

У надсмотрщика не было особого настроения выяснять — в чём.

— Слышал, вчера твоё наказание не довели до конца. Получишь его — сегодня в полдень. До тех пор подождёшь на позорном столбе.

Сэйд сжал кулаки. Он не боялся боли, хоть та боль, которую ему обещали, и разрывала тело на части. Но Сэйд ненавидел наказания, подобные этому, ненавидел, когда его беспомощность и слабость выставляли напоказ.

Надсмотрщик, которого звали Хьером и который выполнял свою службу уже не первый год, прекрасно видел это в его глазах.

— Да, господин, — глухо ответил Сэйд, опустив голову ещё ниже. Спорить было бесполезно — и он это знал.

Хьер подал знак двоим подручным и те, взяв раба под локти, потащили его к установленным в центре площади столбам.

Когда дело было сделано и руки обнажённого раба привязаны высоко над головой, надсмотрщик подошёл к нему и произнёс:

 — Я знаю, что кольцо у тебя. Где оно?

Сэйд зажмурился, охваченный яростью на собственное бессилие.

— В одежде, — выдавил он. Надсмотрщик снова подал знак помощникам, и те кинулись осматривать брошенную на землю набедренную повязку. Отыскав артефакт, один из них тут же поднёс его надсмотрщику. Тот повертел кольцо в руках. Посмотрел на собственный браслет — такой же знак принадлежности, хоть и более почётный. Браслет был связан с кольцами и позволял чувствовать, исправны ли они. С этим всё было в порядке, кроме одного.

— Где ключ?

Сэйд устало вздохнул и понимая бессмысленность своих слов, посмотрел в черноту неба.

— Госпожа Ариана его забрала.

По рядам зрителей снова прошёл шепоток. Детей владыки и самого владыку никто не смел называть по имени.

— Ещё десять ударов, кроме тех двадцати пяти, что ты вчера недополучил, — холодно произнёс Хьер.

Подошёл к Сэйду вплотную и положил ладонь на его плоть.

Сэйд скривился от отвращения. Тело так устало от постоянного возбуждения, что и не думало отзываться. Поняв бессмысленность своих действий, Хьер с размаху ударил раба по лицу. Затем, не глядя, протянул руку в сторону. Тут же на ладонь полилась густая светящаяся жидкость со сладковатым запахом.

Хьер вернулся к своей жертве и принялся втирать.

Сэйд скрипнул зубами, не умея, да и не желая, подавить ненависть к себе и этому мужчине, который так легко обрёл власть над его телом.

«Какое же я ничтожество», — думал он. «Если позволяю делать это с собой».

Но если бы Сэйд и попытался сопротивляться, то теперь бы уже не смог — запястья были связаны высоко над головой. Оставалось извиваться в требовательных руках и терпеть.

Наконец, первая часть пытки подошла к концу и Хьер защёлкнул кольцо.

Сэйд сжал кулаки. Пока что желание ещё не было настолько сильным, чтобы стать мучительным, но он знал, что за четыре часа, оставшиеся до полудня, всё успеет поменяться.

— Ты мне надоел, — сказал Хьер, вытирая руки полотенцем, которое услужливо подал ему один из рабов. — Ещё одна провинность, Хорёк, и я просто отрежу тебе член.

Надсмотрщик хотел спать. Он не думал, что проверка затянется так надолго. Ему не терпелось вернуться в свою комнату в доме для элитных рабов и сесть завтракать.

Он отдал одному из помощников приказ следить за провинившимся и в полдень привести в исполнение приговор. А сам, подавив зевок, отправился продолжать осмотр.

— Что, ящеры тебя разбери, значит: нет раба с таким именем?

Краем сознания Ариана отметила, что за последние сутки теряет самообладание уже как минимум в третий раз, и это куда больше, чем она позволяла себе за весь прошедший месяц.

Слуга, которого звали Йеном, сопровождал Ариану с четырнадцати лет. Он, как и многие в клане, боялся госпожу, но куда меньше. Йен знал, что замкнутость Арианы куда больше связана скорее с тем, что ей не нравятся порядки, царящие в твердыне, нежели с высокомерием и жестокостью, которые приписывали ей младшие братья.