Ващанов покачнулся, держась за створку ворот, и, мученически вглядываясь куда-то за плечо Назарова, просипел:

— Чего? М-м-м? Зачем, на хер?…

Аркадий Сергеевич даже оглянулся — но за его спиной никого не было, просто Геннадий Петрович не смог сфокусировать взгляд на госте.

— Господи ты Боже мой, Гена!… — Назаров в полном обалдении сначала отшатнулся, но потом быстро втолкнул Ващанова в гараж, вошел сам и закрыл за собой дверь — закрыл и тотчас же пожалел об этом, потому что запахи в замкнутом пространстве многократно усилились.

Внутри гаража горел неяркий свет, падавший на криво поставленную «бээмвушку» с поцарапанным крылом — видимо, загонял внутрь ее хозяин с нескольких попыток. За автомобилем виднелась приоткрытая дверь в стене — Назаров догадался, что там и находился личный «кабинетик» Геннадия Петровича — оттуда по-прежнему доносились ритмичные женские вздохи…

Назаров недоуменно потряс головой:

— Гена… Гена, сконцентрируйся! Ты один?

Ващанов неопределенно покрутил правой кистью, привалился к стене и сочно рыгнул.

— Ну, урод!…

Аркадий Сергеевич, чувствуя, как закипает в нем злость, ухватил отставного полковника за шкирку и поволок к «кабинету», не обращая внимания на вялое сопротивление.

«Кабинет» выглядел под стать хозяину — на полу, словно на палубе пиратской шхуны, в живописном беспорядке валялись пустые и полупустые бутылки, остатки еды и непонятно откуда взявшаяся подзорная труба. Небольшой диван был чем-то залит, гостевое кресло — перевернуто набок. Живых душ не наблюдалось, а женские вздохи объяснялись просто: на столике у стены стояла маленькая цветная «двойка», в которой крутилась кассета с жизнерадостной немецкой порнухой — там два здоровенных негра как раз одновременно овладели довольно взвизгнувшей блондинкой и хором заявили:

— О-ля-ля! Дас ист гут, дас ист фантастиш!

Назаров швырнул Геннадия Петровича на диванчик и выключил телевизор. Ващанов что-то протестующе замычал, но Аркадий Сергеевич тут же отвесил ему пощечину:

— Очухивайся, скотина! Ты с чего запил?… Гена! Ты меня слышишь?! Когда ты начал бухать? Ты делал что-нибудь с грузом? Мерзота ты паскудная… Гена! Контейнеры с «Абсолютом»… Ты забирал их?!

В душе у Назарова еще теплилась сумасшедшая надежда, что, может быть, это все-таки Ващанов сумел провернуть всю операцию, а потом, на радостях, так сказать, решил расслабиться…

При слове «Абсолют», Ващанов кивнул и предпринял попытку заглянуть куда-то за диван, но Аркадий Сергеевич не дал ему этого сделать — майор схватил Геннадия Петровича за грудки и начал трясти так, что голова страдальца безвольно закачалась в разные стороны:

— Гена!… Сволочь какая! Трезвей, уебок, очухивайся!

Возвратиться на грешную землю из своего далекого алкогольного «астрала» Ващанов упорно не желал, тогда Назаров, преодолевая брезгливость, приступил к операции по очистке организма Геннадия Петровича — пометавшись по гаражу, Аркадий Петрович обнаружил канистру с водой и начал поливать ею бывшего «руоповца». Водные процедуры майор перемежал пощечинами и надавливанием пальцами на заплывшие глазки экс-полковника:

— Трезвей, сволочь, трезвей!…

Справедливо говорят, что терпение и труд в конце концов все перетрут — минут через сорок интенсивной «терапии» Геннадий Петрович начал что-то соображать. Он узнал Назарова и удивленно поинтересовался:

— С-С-Сергеич?! А ты откуда?

— От верблюда! — зло ответил ему Назаров и в изнеможении опустился в «гостевое» кресло, поставив его предварительно на ножки. — Очухался?

— П-почти, — честно ответил Ващанов и тут же начал деловито оглядываться.

Заметив на полу у стенки недопитую бутылку красного вина, Геннадий Петрович дернулся было к ней, чтобы снова уйти в мир сладких грез, но Назаров среагировал раньше — он пнул бывшего «руоповца» ногой в животик, вернув тело в первоначальное положение.

— Т-ты что, Сер… ик… геич?

Майор встал и наклонился к Ващанову:

— Ты сколько дней пьешь, скотина? Давай, вспоминай, вспоминай!… Ты по тем контейнерам, о которых мы с тобой говорили, что-нибудь делал? Ну, вспоминай!

— К-к-какие… ик… контейнеры?

— С «Абсолютом»! Ты что, всю память уже пропил?! Ну, вспоминай!

Геннадий Петрович посмотрел на Назарова горестно, потом сморщил лоб и спросил:

— А… Арка… ик… дий, как… какое сейчас число?

— Третье!… С праздниками тебя прошедшими!

— Т-третье?! Ой-е… Ба-ля… Че-то меня как сильно с-снесло… Ч-че-го я… П-прости, Серг… ик… ич!…

Из дальнейшего полувнятного бормотания Назаров, внутренне холодея, уяснил более-менее следующее: когда они расстались вечером 27 апреля, на Ващанова что-то, как он выразился, «нашло», он крепко забухал и отправился к своей любовнице, некой Светочке, «твари неблагодарной»… Эта Светочка, видимо, терпела художества Геннадия Петровича дня два, а потом выставила своего «кавалера» за дверь… Ващанов с горя запил еще шибче, заявился домой, но там тоже не сложилось, потому что супруга оказалась такой же «тварью». В результате Геннадий Петрович, всеми брошенный и покинутый, оказался в гараже, откуда два раза совершил героические партизанские вылазки за кончавшимся очень быстро «горючим»… Никаким «Абсолютом» он, естественно, не занимался, потому что чувствовал себя «т-так плохо, С-Серг-геич, так п-плохо…». Назарову и самому стало очень плохо — хоть и слабой была надежда на то, что исчезновение водки со склада «ТКК» дело рук Ващанова, но все-таки… А теперь эта надежда умерла окончательно и бесповоротно… Но кто же тогда схитил груз? Причем схитил практически по его, Назарова, схеме… Кто?!