– Где мой фотоаппарат? – рявкнул на весь коридор Виктор, смотря прямо в глаза женщине, которая не переставала улыбаться глядя на все его кривляния. – Что тут, нахрен, происходит? – голос неожиданно сорвался на визг, отчего парень оборвал себя, испытав легкое смущение.

– Тут у нас бразильский карнавал! – коротко ответила женщина, беря молодого человека за руку. – В прошлый раз вы спрашивали про велосипед, теперь про фотоаппарат, могу посоветовать поискать в вашей палате! Пойдемте, я вас туда провожу, – она потянула его за руку, спокойно, но настойчиво, показывая, что если он захочет выказать норов, она к этому готова.

– Я не пони… – начал Виктор, убедившись, что голос снова не издаст неприятные звуки.

– Ну не могу я разрешить вам тут курить! Не могу! Хотите курить, спрашивайте разрешения у Петра Палыча! – они шагали по больничному коридору, Виктор не сопротивлялся. – Если он вам разрешит, то пожалуйста! Не знаю, где вы и сигареты-то берете! – дальше она принялась ворчать о чем-то так тихо, что разобрать было невозможно.

Виктор шел не сопротивляясь, не чувствуя в себе сил, чтобы сопротивляться или предпринять какие-нибудь действия. Вся реальность (реальность ли?), в которой он оказался, высосала из него все силы и эмоции, и сейчас парень чувствовал себя оболочкой от яйца, из которого выкачали все содержимое. Вспомнилось, как он в детстве вместе с мамой мастерил такие поделки – делал поросят из яичной скорлупы. Тогда он так смеялся, когда мама рисовала поросятам забавные рожицы, а потом он заставлял их танцевать под воображаемую музыку, и в этот момент уже мама смеялась. Тогда было смешно и весело. А сейчас, когда его вели в какую-то палату, он сам был таким поросенком, возможно, что теперь ему «нарисуют» забавную мордочку и заставят плясать под чужую музыку, чтобы кто-то другой смеялся. Смеялся над ним. Ему стало страшно.

– Пришли! – торжественно выдала женщина, открывая перед Виктором дверь. – Отдыхайте и ждите процедур! Чтобы тебе снова не вздумалось погулять, в этот раз я закрою дверь! – и, пропустив вперед молодого человека, она захлопнула за ним дверь, после чего послышался звук поворачивающегося в замке ключа.

Виктор, желая успокоиться и вернуть контроль над своим телом, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и досчитал про себя до десяти (в глубине души надеясь, что, открыв глаза, будет стоять в разрушенном здании, где все вернется на свои места, в правильное русло). Открыв глаза и действительно немного успокоившись (к сожалению, он по-прежнему находился в палате), он осмотрелся. Палата была маленькой комнатой, не обладавшей ничем примечательным: блеклые бежевые стены, высокий потолок, добротно побеленный, с которого свисали четыре небольших лампы, большое окно, прикрытое потрепанной занавеской. Из мебели в палате были три кровати, укрытые выцветшими синими пледами, на которых лежали слежавшиеся подушки, смахивающие на набитые опилками мешки. Возле каждой кровати стояла тумбочка, чтобы каждому посетителю на время пребывания в этом месте было куда скинуть свои пожитки. Тумбочки, так же как и кровати, не отличались новизной, следы ремонта говорили о том, что их должны были списать уже несколько лет как. Однако они, так же как и Виктор, против своей воли были тут.

На одной из кроватей сидели двое тощих и бледных мужчин в одинаковых пижамах, точно таких же, в которую был сейчас одет фотограф. Они играли в карты, молча, практически не глядя друг на друга, небрежно бросая игровой картон на кон, заходя или отбиваясь. Казалось, им все безразлично, даже сама игра, и карты они бросают лишь потому, что так нужно. Когда колода заканчивалась, один из играющих собирал всю колоду, перетасовывал и раздавал новую партию; его напарник в это время просто ждал. Никаких эмоций, слов или реакции. Не было никакой реакции и на появление в комнате третьего «жителя» палаты. Для этих двоих все шло своим чередом.

– Здорово, мужики! – Виктор подошел к играющим и бодро поздоровался, ожидая ответного приветствия, однако его не последовало.

Теперь, стоя рядом с игроками, парень увидел их глаза. Остекленевшие, бесцветные, почти не моргающие, не излучающие тепло, не выражающие интереса, они просто были, так же как и сидевшие люди: они просто занимали свое место.

– Что это за место? – стараясь не смотреть в глаза, снова спросил парень. – Что тут вообще происходит? – ответа снова не было.

Постояв немного и наблюдая за игрой (игра велась честно и правильно), и, поняв, что отвечать, как и разговаривать никто из присутствующих с ним не собирается, Виктор, выругавшись про себя, зашагал к крайней койке, надеясь, что именно она приготовлена для него. Только устроившись на ней, он прочувствовал, насколько сильно устал за это утро, и как ему необходим крепкий и долгий сон. И теперь, когда тело начало расслабляться и отдыхать, он мог спокойно обдумать, что с ним случилось и что нужно делать дальше. Отвернувшись от картежников, он плавно начал уходить в свои мысли, понимая, что вскоре уснет.

Мысли казались дежурными (во всех книжках и фильмах герой всегда начинает с этого): «это просто сон, вот сейчас я проснусь и все кончится! Будет моя комната, моя кровать, мое утро и никакой больницы!». Однако ощущения говорили, что это не сон, что все это происходит на самом деле, и что, поспав, он проснется на этом же месте, и скорее всего его сопалатники так же будут играть в «дурака», если только кто-нибудь не придет и не отберет у них карты, и заставит заниматься чем-нибудь другим. Отогнав эту мысль, а она ушла очень легко, фотограф принялся искать новые версии происходящего.

Следующая (и тоже, очень банальная): он ударился головой пока лазил по завалам, скажем так, споткнулся на кирпичах, разбил себе голову, и сейчас лежит без сознания, истекая кровью. Эта версия была более правдоподобной, этим можно объяснить и нараставшую усталость и то, как из него уходили силы, а он ничего не может поделать. Он просто истекает кровью. Быть может, уже умирает, а тут, в мире, который выстроил его все еще работавший мозг, он хочет спать. Такое могло быть, хоть и вызывало страх, но и в тоже время успокаивала, это не фантастика и мистика, а просто стечение обстоятельств.

Однако, когда ответ на вопрос «что же произошло?» был практически найден и утвержден, в памяти всплыл голос из пустой комнаты, говоривший, чтобы он не удивлялся, что он потом придет. Поежившись на кровати, слушая как игральные карты ложатся друг на друга, парень попытался выкинуть голос из головы, но он казался связующим звеном между тем, что было, и тем, что стало. Затаив дыхание, стараясь вспомнить как можно больше деталей, увиденных им перед попаданием сюда, его вдруг резко осенило: он был там не один. В тот момент, когда он входил в здание, в нем кто-то был (возможно, друзья того алкоголика). И, скорее всего, они занимались чем-то, что никто не должен был видеть, а поняв, что фотограф пришел к ним, они испугались, что тот увидел их темные дела, и решили избавиться от последнего. И голос, который он слышал, очевидно, принадлежал одному из нападавших и обращался к своему товарищу, чтобы тот побыл рядом с телом, пока обладатель голоса, скажем, сходит за простыней и лопатой, чтобы они могли закопать тело в бурьяне.