В очередной раз наплевав на отсутствие какой-либо одежды, Сергей продефилировал по коридору прочь от злополучного кабинета. Уже на подходе к гардеробу из-за двери без каких-либо знаков и табличек выглянул мужчина в форме электрика. Он осмотрелся – поблизости, кроме всё ещё голого Сергея, никого не было. Тогда мужчина обратился к подростку:

–Эй, боец голожопый. Помоги тут хрень одну доделать. Не боись, по причиндалам тут не шарахнет, так что можешь прям так идти.

–Вы ведь в курсе, что делают с пристающими к мальчикам педофилами? – не удержался от иронии Сергей.

С одной стороны, ещё после первой атомной войны в погоне за повышением рождаемости власти принялись лихорадочно переделывать массу законов по довольно скользким темам. С другой стороны, начавшаяся ещё до кометного дождя борьба с гомосексуалистами лишь набирала обороты все эти годы. Таким образом, к 184 году после ВАУ педофилия в отношении девочек была чуть ли ни одобряемым в обществе явлением, особенно, если приводила к рождению новых граждан России. Так что передачи типа "Беременна в двенадцать" по Трен-ТВ давно перешли из группы "культурный шок" в образовательные. Однако, проявление сексуального внимания в отношении мальчиков было прямой дорогой к смертной казни через повешение за яйца над чаном кипящей кислоты или ещё хуже – к отправке на перевоспитание в Грозный.

Электрик смутился:

–Ой, да пошёл ты, остряк х…

–Ладно! Ладно! – Сергей вскинул руки, – Я так. Пошутил. Что делать-то?

С этими словами он прошёл в комнату и замер. Перед ним стоял точно такой же стол, как у призывной комиссии, за которым сидел похожий на тощего мужчина в деловом костюме. Электрик закрыл за ними дверь и мягко подтолкнул Сергея в центр комнаты.

–Доброволец Сергей Родин? – спросил незнакомец.

Сергей почувствовал "запах шанса". Встав смирно, он громко и чётко ответил:

–Так точно!

Мужчина посмотрел на него, потом стал что-то быстро просматривать на планшете у себя в руках. Молчание затянулось и показалось подростку почти часовым, но он продолжал стоять смирно и старался почти не дышать. Мужчина оторвал взгляд от экрана и посмотрел на Сергея:

–Слушай внимательно. Я не собираюсь повторять или что-то сейчас объяснять. Я набираю солдат в одно особое подразделение. Обычно мы берём людей с опытом, но последние пять-шесть лет мы понесли огромные потери. Плюс людей с опытом проще, так скажем, вычислить. Сейчас мы стараемся набирать парней неприметных, без заметного прошлого. Вот ты, к примеру, кто? Да никто. Ты не засветился в общественных организациях, в социальных сетях. Твоя самая лучшая фотография – это фото прошлого года из отделения полиции, когда тебя взяли за граффити в неположенном месте. У тебя почти нет друзей. Если тебя не станет, кроме матери-инвалидки о тебе почти и некому вспомнить.

Мужчина закурил, сделал неспешно пару затяжек и продолжил:

–Минимальный срок службы в нашем подразделении – пять лет. Дальше всё будет зависеть от того, как служил. Строгая секретность. Можем сообщить твоей матери лишь то, что ты в войсках, раз в месяц можно будет писать ей, но вся почта, предупреждаю, просматривается. И, безусловно, все эти годы мы будет помогать ей: выплаты там всякие, новая бытовая техника один-два раза в год. Так сказать, “полный фарш”. Больше добавить ничего не могу. Соглашайся прямо сейчас или проваливай навсегда, но подписку о неразглашении этой беседы подпишешь в любом случае.

Мужчина откинулся в кресле и потянулся так, что был слышен хруст в его спине. Сергей же всё тянул с ответом. Его мучили две мысли: "Мне правда так повезло?" и "А есть дураки, которые отказались?"…

…“Мама, – Сергей печатал электронное письмо матери, сидя в маленькой войсковой библиотеке, служившей при этом и своеобразным “интернет-кафе”, правда с огромным списком ограничений, – У меня всё хорошо. За два месяца службы в рядах Службы Национальной Безопасности… – юный боец подумал несколько секунд и стёр “в рядах Службы Национальной Безопасности”, – я, честно тебе скажу, сам ещё так и не понял, чем нам предстоит заниматься. Пока нас только очень много тренируют и, поверь, хорошо кормят. Ты меня уже сейчас узнала бы с трудом!”

Сергей оторвался от экрана, потыкал пальцем в наметившийся под формой бицепс, похлопал по всё ещё тощим, но уже достаточно тренированным ногам, после чего продолжил печатать.

“Я тут уже просто качок! Больше пока писать чего-либо не буду, чтобы не сболтнуть лишнего. Как окончательно пойму, что можно, а что нельзя писать, надеюсь, смогу отправлять тебе достаточно интересные письма. Пиши. Командир сказал, что письма от родных по новым приказам нам не передаются из соображений секретности. Нам лишь сообщают, что с близкими всё хорошо. Но я надеюсь, что, когда запрет снимут, я с удовольствием смогу узнать в подробностях, как там твои дела. Твой любящий сын.”.

Не успел он отправить письмо, как во всех коридорах части взвыла сирена, обозначавшая внезапное нападение на базу!

–Твою мать! – тихо прошептал Сергей и сорвался с места. Он выбирал на ходу, куда добежать быстрее: в казарму, где у него есть своё снаряжение, или в оружейную. Казарма была ближе, поэтому он метнулся туда. Сослуживцев в казарме не было – они, видимо, уже убежали с командиром отражать атаку неприятеля. Сергей подбежал к своему шкафчику, быстро оделся в лёгкий боевой костюм чёрного цвета. Нацепил шлем с прозрачным забралом. Схватив свой автомат АК-16-310, он оцепенел: после утренних упражнений по стрельбе он не зашёл пополнить боекомплект. Мозг в секунду нашёл решение: “Со мной кто-нибудь поделится – не встречу же я плохих парней в центре базы!”.