– Мог бы и не предупреждать.

– Так, что дерзай, сын. И твою университетскую преподавательницу муж, скорее всего, радует лаской не чаще двух раз в месяц. Интеллигенты к сорока обычно импотенты. Без Виагры ни на что не способны. Побольше пыла, страсти, напора и победу тебе я гарантирую. Клянись, что умрёшь, если она не уступит. Вспомни, сын, и Пушкин начинал в юности с побед над женщинами старше себя. Отец говорил так убедительно, что все мои сомнения испарились. Я стал готовиться к битве за любовь преподавательницы. Зарегистрировался в контакте под логином «несчастный влюблённый», был принят в её друзья, и начал переписку. Перед этим внимательно просмотрел все, выставленные ею фотографии и убедился в правоте отца. Холодная, неприступная красавица на занятиях, на этих фотографиях не выглядела снежной королевой. Её часто выдавали глаза – в них святости не было, в зрачках горело вожделение неудовлетворённой женщины, сияло сияния нежности, ласковости совсем не материнской. Маска холодности скрыть натуру страстную, желающую плотских утех не могла. На некоторых фотографиях был в платьях с вырезом наполовину открывавшем грудь. Ей хотелось привлечь внимание мужчин красотой лица и тела. Высокая, светловолосая, с длинными стройными ногами, которыми бы и Пушкин восхищался, она будила во мне непреодолимое желание близости не духовной, а плотской. И я решил её добиться. Писал восхищённые комментарии, сопровождая стихами лучших поэтов, щедро посвящая их её красоте. Она отвечала сначала коротко – официальным спасибо. Потом стала убеждать меня, что моё чувство мимолётно, быстро пройдёт и я буду счастлив, полюбив юную девушку. Изменилось и её поведение на занятиях. Сначала она старалась держаться от меня подальше, не смотреть в мою сторону, но постепенно всё чаще останавливалась рядом со мной, нечаянно задевала то рукой, то платьем, всё чаще смотрела не с материнской нежностью. Всё шло отлично, но тут появился коронавирус и нас отправили на самоизоляцию. Это была катастрофа! Я проводил ночи без сна, вспоминая наши диалоги, мимолётные касания и взгляды на лекциях и приходил в отчаянье. Сначала терпел, думал через пару месяцев всё закончится и начнём жить по старому. Но обстановка всё усложнялась, когда начались разговоры про вакцину, я понял запахло миллиардами, значит ждать долго. Эти никогда не насытятся. Немного легче стало, когда перешли на дистанционное обучение – хоть виртуально мы стали видеться. Тут я понял, что я истинный сын своего отца. Виртуальная любовь, и онанизм над фотографиями меня не устраивали. Мне нужна была живая страсть, трепещущая от нежности и желания плоть, клавиши, мониторы меня бесили, приводили в ярость. И тогда я решил пойти ва – банк, пусть будет всё – или ничего. Я написал. Что не вижу смысла жить в такое жестокое время. Замужние дамы находили возможность награждать своею любовью Пушкина в ответ на его чувства. Современные женщины холодны. Расчётливы, не способны на жалость и сострадание. Выносить этого я больше не могу, поэтому завербуюсь в Сирию или на Донбасс, где смогу погибнуть с пользой для родины. Это не было ложью, притворством, я действительно готов был сделать это.

Она стала убеждать меня не спешить. Писала, что скоро всё закончится и мы снова сможем видеться, как раньше.

Я ответил, что как раньше меня не устраивает и больше ждать не намерен, поэтому умоляю о последней встрече, хочу увидеть её в последний раз и запомнить на всю оставшуюся жизнь. Прошу разрешить приехать к ней на велосипеде, со всеми предосторожностями: в маске, перчатках. Разве это так много. Пушкину дамы из высшего света позволяли много больше.

Она назначила день и час. Я не смогу даже перечислить те чувства, которые владели мною. Я ехал окрылённый мечтами о высшем блаженстве, которое меня ждёт во время встречи. Наталья Ивановна жила в большом частном доме. В назначенное время, встретила меня у калитки и пригласила войти в дом. Ухоженный сад, клумбы с цветами, рай, да и только. Я оставил велосипед в саду и вошёл в дом. В этот момент меня больше всего интересовал вопрос одни ли мы? Наталья Ивановна, словно прочла мои мысли.

– Мама на даче, муж в командировке, можешь не стесняться. Говорить свободно, заражать вирусом, кроме меня некому. Я чуть не рассмеялся от радости, вируса я не боялся совсем. Я не верил, что он существует в природе. То, что мы одни обнадёживало, она как бы намекала, чтобы я был смелее, во всяком случае, я тогда в этом был уверен. Мы вошли в небольшую комнату. У стен шкафы с книгами, диван, кресло. В правом углу стол, на нём компьютер рядом компьютерный стул и простой, очевидно для меня.

–Это мой кабинет – сказала моя любимая и села за компьютер.
– Садись рядом на расстоянии полутора метров и начнём занятия.

Я не стал попусту тратить время на притворство. Изображать из себя прилежного студента. Кровь забурлила во мне: – для того я умолял вас о свидании, чтобы заниматься осточертевшей мне наукой! Я с ума схожу ночами, когда вы снитесь мне обнажённой. Прекрасной, сияющей, как богиня Венера, рождённая из пены. Мы с вами видимся, может быть, в последний раз, неужели вы откажете мне в такой малости, как выйти ко мне в купальнике. Соблюдайте дистанцию, хоть два, хоть три метра, я буду счастлив. Разве не обвинили бы вы в жестокости женщину, которая отказала бы в таком пустяке вашему сыну? Она растерялась. Моя речь взволновала её, она думала как поступить.

–Надеюсь у моего сына таких проблем не будет.

– И слава богу! Но они есть у меня. Неужели вы хотите всю жизнь мучиться, зная, что стали причиной моей смерти.

– Хорошо, я выполню вашу просьбу, но поклянитесь, что после этого вы уедете домой и никогда не будете думать о смерти.

–-Клянусь матерью, что не буду.

–Хорошо. Оставайтесь здесь, я пойду в спальню и одену купальник. Ждите меня здесь. Я ждал не долго, я итак слишком долго ждал этого момента, изнывая от страсти, желания, нежности. Больше ждать терпения не было. Я открыл дверь в спальню и вошёлв неё. Наталья обнажённая стояла у кровати, готовясь одеть купальник. Я не дал ей сделать этого. Упав к её ногам я стал целовать её прекрасные ноги, целуя. Как в бреду говорил, что буду соблюдать социальную дистанцию. Выше колен не поднимусь. Любимая была в шоке. Она одной рукой прикрывала грудь. Другой низ живота. Со стороны это может и казалось смешным, для нас нет. Поцеловав колени я стал подниматься выше, наконец мой язык коснулся клитора, желанная ахнула. Застонала, её ноги подкосились, и она упала на кровать. Всё остальное произошло автоматически, я ни о чём не думал, руки сами сбросили спортивные брюки и проник в желанную, не соображая, что творю. Она не сопротивлялась, видимо не было ни сил, ни желания. Произошло то, чего мы ждали и боялись. Оттягивали, но наконец то случилось. Вдруг её нежное лоно затрепетало, горячая струя ударила из глубины, в ответ из меня стала извергаться сперма. Я был потрясён до полной немоты. Вдруг моя Наталья начала смеяться, я сначала удивился, но она мне объяснила: – Я пятнадцать лет замужем, а по настоящему женщиной стала только сейчас – с тобой. Это мой первый оргазм в жизни. Она стала целовать меня, забыв все свои страхи и условности, опутывающие, сдерживающие нас. Мы были счастливы, нам не мешала ни разница в возрасте, ни в статусе, ни коронавирус. И тогда, я по настоящему, понял, что отец не врал, когда говорил, что дарит радость женщинам. Потом посмотрел в её влажные, сияющие любовью и счастьем глаза и мне снова захотелось стать с нею одной, трепещущей от восторга и наслаждение плотью. Так я впервые почувствовал себя истинным сыном своего отца.

Развод с женой дался мне нелегко. Но ещё тяжелее было моей дочери. Она была привязана ко мне больше, чем к жене. Мой уход привёл её в отчаяние, я боялся за её психику, поэтому был в депрессии. Всё было не мило, ничего не радовало, дела валились из рук. Решил съездить на малую родину – село, в котором прошли мои детство и юность, где я был последний раз, закончив второй курс Воронежского университета. С тех пор прошло шестнадцать лет. Хотелось увидеть одноклассников, школу, родную улицу, дом деда, в котором я вырос, побывать на могилах дедушки и бабушки. Мучила ностальгия, не мог забыть майские дни, когда в высоком, уютном небе, отогреваясь под горячим солнцем после длинной зимы, нежились белые, пышные, как напудренные парики екатерининских времен, облака. Я любил повалиться на траву, раскинуть руки и смотреть в синюю высь, как в бездонную пропасть: одновременно, манящую и пугающую. В такие минуты забывается сутолока повседневности, с ее мелкими дрязгами и скучными заботами. Душа тянется к вечному, чистому, светлому. В юности страстно мечтаешь об удаче, счастье, любви. Они нужны для самоутверждения, хочется доказать миру, что ты лучший среди всех, победить в соревнованиях жизни своих сверстников. Жизнь, манящая неизвестностью, радующая верой в свои неиспробованные силы, удачливость, волю и талант торопила. Мы спешили жить, боясь упустить, не увидеть, не почувствовать. Торопясь, упускали, не успевали, порою, просто не замечали, что достигли желаемого. Ожидание счастья всегда волнует больше, чем само счастье. Действительность часто разочаровывает обыденностью сбывшейся мечты. Краски и чувства, такие яркие в юности тускнеют, чтобы их освежить люди ищут новые острые ощущения, нарываясь на беды и неприятности. В молодости они быстро забываются. Сожаления об ошибках проходят, возвращается бодрость и самоуверенность, кажется, что вся жизнь всё ещё впереди. Сегодня две трети жизни прожиты. Многое, из казавшегося важным и вечным, оказалось скучным и ненужным. С такими мыслями я отправился в дорогу.

Добирался поездом, потом автобусом. В восемь утра был на месте. Село сильно изменилось. На дорогах асфальт, центр перестроен, на улицах водяные колонки, значит, провели водопровод. Нефтяники народ богатый, они появились в селе за два года до моего отъезда, с ними пьянство, наркотики, воровство. Сирень в палисадниках ещё не цвела. Я шёл пешком по улице, ведущей к школе. До неё от центра было восемьсот метров. У школы толпились мальчишки и девчонки в спортивных костюмах. Я удачно приехал. Шёл первый день соревнований школьных команд, съехавшихся со всего района. Это обрадовало меня. Сам участвовал в таких соревнованиях Бегал сто, двести, четыреста метров. Занимал первые, вторые места в районе и области. Решил посмотреть, как бегают сегодняшние чемпионы. С нетерпением ждал старта на сто метров. Спортсмены разминались, лица у всех были сосредоточенные, но ни одного мне знакомого. Первые шесть спринтеров пробежали с результатами хуже лучшего моего. Когда на старт вышли следующие шесть юношей, я остолбенел. Высокий, кудрявый блондин, с широкими плечами и тонкой талией был моей копией в пятнадцать лет. Этого быть не могло, близкой родни у меня не осталось. Юноша сорвался со старта третьим, но уже на первых метрах вырвался вперёд, на финиш пришёл, метров на двадцать опередив остальных. Именно так бегал я.

– Кто это? – спросил я у аплодировавшей ему девушки.

– Саша Денисов – наш чемпион.

– Кто его родители?

– Мама – директор нашей школы Раиса Дмитриевна.

– Она не преподавала физику – спросил я хриплым от волнения голосом.

– Преподавала – ответила девушка.

У меня закружилась голова, сердце чуть не взорвалось от волнения. Неужели это происходит со мной? Я уже не видел ни спортсменов, ни зрителей. Пробрался через толпу к входу в школьный сад, заросший сиренью и сел на траву в тени сиреневой аллеи. Память перенесла меня на шестнадцать лет назад. Тогда я – студент третьего курса, приехал на летние каникулы в родное село проведать деда. Был июнь. Я привёл в порядок свой старенький велосипед, перемёты, сеть и занялся рыбалкой. В субботу пошёл в клуб на танцы. Смотрел на подросших за три года девчонок и мальчишек, с которыми я тренировался и ездил на соревнования. Я три года, я был чемпионом в спринте. Моя фотография висела на школьной доске почёта. Некоторые, из тогдашних восьмиклассниц, смотрели на меня влюблёнными глазами. Теперь они превратились в юных красавиц, при встрече обнимали , прижимаясь тугими грудями ко мне, призывно заглядывая в глаза. Как – никак студент, бывший чемпион! Мне было это приятно. Одноклассники радостно жали руки, расспрашивали о жизни в городе и вспоминали школьные годы. Я расспрашивал об учителях. Собственно, меня интересовала только учительница физики Раиса Дмитриевна. Я был влюблён в неё с восьмого класса, но никому не говорил об этом, поэтому расспрашивал осторожно. Она поразила меня, едва войдя в дверь класса. Блондинка среднего роста, с осиной талией, коса, как корона украшала гордую голову, огромные синие глаза и алые губы. Это был мой идеал женской красоты. Такие роскошные волосы я видел только у своей мамы. Может быть, поэтому я и влюбился в физичку с первого взгляда. Тогда ей было 22 года – мне пятнадцать, но она затмила самых красивых одноклассниц и всех других девушек нашей школы. Влюбился не я один. Коля Мананников не скрывал своей влюблённости. В девятом классе он даже провожал её до дома, после школьного вечера. Родители и учителя возмутились, был большой скандал. Раиса Дмитриевна получила выговор. Я восхищался поступком Мананникова, но сам я не решался пригласить её танцевать. Потом она вышла замуж за студента Ленинградского университета, родила сына и ушла в декретный отпуск. Мои мучения кончились. Осталось стихотворение, написанное в десятом классе: