В небе особенно ярко вспыхнул свет, я разрубил бросившуюся на меня птицу и поднял голову. В воздухе сражались другие главы — женщина и чёрный старик. Первая буквально пылала, волнами распространяя пламя, а второй стоял в облаке светлячков, которые непрерывно уничтожали ткачей. Блин, сильны гады. Я нащупал ногой ступеньку и начал спускаться вниз, в яму. Лестница была крутой, и каждый шаг мог стать последним, но я старался не оступаться. Ещё и за девочкой следил.

Почти сразу ткачей стало заметно меньше, плюс рядом шли другие воины. В какой-то момент птицы перестали нападать. Я вздохнул с облегчением, когда понял это. Повернулся к Алайо. Она зажимала кровоточащие раны и негромко хныкала. Я оглянулся — впереди, позади, рядом… везде осторожно, с опаской шли уставшие люди.

— Почти, потерпи немного, — подбодрил я её. Если бы мог — подхватил бы. Но скорее всего — грохнусь. Наконец, мы спустились и оказались в просторной комнате. У стены сидели обессиленные маги земли во главе с суровой женщиной. Я поразился глубине ямы, лестница выглядела очень длинной, а выход наружу казался маленьким квадратиком.

Я нашёл свободное местечко у стены и помог Алайо устроиться там. Люди продолжали спускаться и занимать пустые пятачки, и вскоре просторная комната оказалась забита.

— Смотри, — прошептала Алайо. Они сидела, прижавшись ко мне.

Я глянул на выход, по лестнице спускались главы других групп вместе со Слоном, а позади ползла чёрная клякса — Отино. Когда они сошли со ступеней, им сразу нашлось место. А выход никто не закрыл. Я сидел на твёрдом полу, прислонившись к плотной стене, и смотрел через проход высоко вверху, как бушует шторм, иногда бросая в нашу яму песок. Но он не долетал до комнаты, маги убирали его на подлёте. Еды сюда никто не притащил, всё в машинах осталось, поэтому пережидали бурю голодными. Хоть вода почти у каждого была.

— Расскажи про свой город, клан, — шепотом попросила Алайо. Она уже перевязала свои раны и сейчас обрабатывала мои. Хоть реген и лечил меня, но не так быстро, как хотелось бы. И от боли не избавляет… Всё тело ужасно болит.

Я замешкался с ответом. Вроде и нет с нами слухача, и говорю я на русском, но всё равно страшновато. Могут и еретиком назвать… Но пофиг. Я начал говорить про город отца, но при этом описывал больше Сангис. Алайо заворожённо слушала. А на меня накатила тоска. Соскучился я как-то…

Песчаная буря часа два шла. Наверное, не знаю. А потом, когда темнокожие посланцы окончательно убедились в безопасности, мы начали выходить.

— Ухх, — я с трудом встал, ноги жуть как затекли. Помог девочке подняться.

— Твои раны почти зажили, — удивилась она.

— Я довольно живучий, — вымученно улыбнулся. Остались только глубокие следы от клювов на руке, плечах и ногах. Но и они скоро закроются благодаря регенерации.

Как оказалось, защита африканских инженеров вполне неплохо справилась. Жертвы среди техники были — все машины засыпало, некоторые деревянные настилы и даже металлические скобы вырвало ветром.

— Чёрт, — коротко резюмировал я, когда мы подошли к нашему джипу. Он как раз и оказался среди редких жертв — металлическая скоба расхреначила лобовое стекло.

Я помог водителю вытащить железяку, мы более-менее убрали осколки, а потом темнокожий завёл автомобиль.

— Работает, — заметила Алайо, с сомнением глядя на джип. — Только разве нам не будет дуть?..

В это время позвали есть: солнце уже клонилось к закату, а мы голодны. Короче, мы забыли про джип. А зря. Как оказалось — в пустынной местности без лобового стекла тяжко…

— Надо было поменять машину, — грустно сказала мне Алайо, прикрывая рукавом глаза от ветра. — Несколько воинов погибло, должны быть свободные машины.

Я мысленно пожалел бедного водителя и посмотрел в окно. Африка за короткое время успела надоесть мне до чёртиков. Побыстрее бы уже домой…

— Ай!

Камешек из-под колеса встречного внедорожника влетел в окно и метко врезался мне в голову.

— Дай, — Алайо приложила платок к моему рассечённому лбу, пока я шипел от боли. Ну что за невезение! Надоело!

Вскоре мы остановились на ночлег. Автомобили образовали круг, в центре которого установили палатки.

Ночью было неспокойно. Я залез в палатку и там дрожал от холода. Фонарика мне не досталось, всё растащили те, кто ночью дежурит. Было темно, хотелось нормально пожрать, холодно до чёртиков. А ещё постоянно раздавались какие-то звуки, визги, крики, иногда выстрелы. Я тысячу раз проклял чёртову Африку. Ненавижу!

Утром чувствовал себя разбитым. Не выспался, голодный, ещё и продрог. Хотелось послать всех нахрен и… сбежать? Вот именно — сделать я ничего не мог, и бессилие давило.