Шрифт:
Удалил ему тогда все зубы, какие мог, здоровых там оставалось едва ли половина, может быть треть, – не хотелось, чтобы он приходил еще. С обезболиванием, все как положено. Поставил лекарство. Дал даже горсть анальгина.
– А коронки? – гордо спросил вдруг Сережа в конце. – А лечение?
– Заработаешь – приходи… – спокойно ответил Ароныч. И пошел мыть руки.
Вот с тех пор они друг друга и знали, хотя и делали вид, что не знают. Сережа через пару дней незаметно всунул ему во дворе все имевшиеся, видимо, у него в наличии деньги – трешку, два мятых грязных рубля и еще пару рублей мелочью. Треху взял, остальное вернул обратно.
…Наконец дружок Вася вернулся еще с двумя синяками.
– Точно десятка на всех? – подозрительно спросил один.
– Да. Но нам пятый нужен, друзья… – спокойно ответил Ароныч. – А то не донесете.
– Пятого у нас нет… – сказал кашлюн Сережа и подмигнул ему. – Сам вставай. Не переломишься.
Заняла вся эта история, наверное, около часа. Ароныч, конечно, просто проклял тот день, когда все это придумал и заказал плиту у Виктора Ивановича. Если грузчики на Востряковском были ребята тренированные, мускулистые, спокойные, то эти доходяги на пятый этаж волокли скорбный груз исключительно силой духа – они шатались, орали, падали на колени, часто-часто отдыхали, воняли, плакали, – он шатался и подыхал вместе с ними. Все, кто был в доме, выскочили на лестницу, чтобы увидеть, что тут вообще происходит.
Наконец занесли плиту в квартиру.
– Ну, куда? Куда ставить? – заорал под конец Вася, он был у них как бы старшой.
– Под кровать кладите, вот сюда… – прохрипел Ароныч, и они все тут же почти упали.
– Дальше двигай! Дальше!
Плиту задвинули внутрь, под кровать, насколько это было возможно. И все равно черный краешек заметно торчал наружу. Никуда она не помещалась.
Выпили водички. Покурили.
Он расплатился, и герои пошли сразу в магазин – делить десятку на четверых.
Синяк Сережа, с большими дефектами речи, давний его знакомый и, можно сказать, пациент, задержался в дверях.
– Слышь, доктор… – спросил он тихо с интересом. – А это все зачем?
– Знаешь что… – зло сказал Ароныч. – Заработал, так иди. – И потом в спину ему добавил, когда Сережа уже шагнул за порог: – Мне положиться в этом вопросе не на кого.
Синяк Сережа удовлетворенно кивнул и вышел, вежливо и тихо прихлопнув за собой дверь.
Плита лежала себе спокойно целый день, не вызывая никаких чувств, но ночью Ароныч вдруг резко проснулся. Он нащупал тапочки, пошел в туалет, потом на кухню попить водички. Плита краем вылезала из-под кровати и смутно блестела. Он испугался. Пощупал ее босой ногой, вспоминая, что и как.
Становилось по ночам прохладно, и влажный воздух на Самотеке, в низине, превращался почти в молоко.
«Ну пусть лежит, – примирительно подумал он. – Хлеба не просит. Законодательством не запрещено».
Конечно, не собирался он держать эту плиту дома вечно. Собирался купить участок получше и поставить ее там. Кому какая разница, умер владелец или нет? К тому же не сам Ароныч это придумал, плит таких, с «открытой датой», немало было в тихих углах Востряковской обители.
– Пойми, Миш… – объяснял ему однажды полузнакомый бухгалтер с Трехгорки, когда они сидели в дорогой шашлычной «Казбек» на Пресне. – Ты пойми, Миш… Ну вот я умру, да?.. Ну вот придет час икс, как говорится. И что? Похоронные я им оставлю? А кто мне гарантирует, что они всё правильно сделают? Ты мне это гарантируешь? Нет, извини. Извини. Я все сделаю заранее. Я все! Сделаю! Заранее!
Разговор этот пьяный почему-то ему запомнился.
С Верой он давно развелся. Дети собирались в Израиль. Жил он уже несколько лет с Аллой, помощницей. Ну оставит он ей похоронные, и что?
Ему даже больно становилось при мысли о том, как она, подневольная девушка, идет в мастерскую заказывать плиту – родственников-то никаких нет, бывшая жена не в счет, надо ей самой все делать, и вот идет она, и заказывает, и заказывает… Нет! Нет! Ничего хорошего из этого не получится! Все будет не так!
Плиту заказал быстро, а вот с участком попросили еще подождать.
– Ну ты же у забора ложиться не хочешь? – тихо спросил его в конторе добрый знакомый Сергей Альбертович. – Не хочешь, понятно дело… Там МКАД, там гарь, пыль… Или мы куда-то торопимся?
Да нет, решили не торопиться. Ждать, когда выделят достойный его высокого социального статуса участок.
– Мы что, куда-то торопимся? – опять спросил Сергей Альбертович, когда он пришел во второй раз.
Вновь пришлось подтвердить свою принципиальную позицию – нет, не торопимся.
Потом уезжали дети, было как-то не до того, потом наступил мутный 1989-й год, потом пошла плясать губерния, новые цены, валютное регулирование, обменники, черный вторник, он сдавал рубли, покупал доллары, опять сдавал, опять покупал…
Участок рос в цене, падал в цене, а плита все лежала и лежала у него под кроватью.
Он к ней привык. И как-то даже перестал замечать.
Иногда только просыпался, трогал ее ногой, вставал и смотрел в окно, туда, вниз, на Самотеку.