Когда бабушка, возможно, добравшаяся до царства небесного, умирала, моя мать, как тогда было принято, подвела меня к смертному одру и, пока я целовал правую руку умирающей, положила слабеющую левую руку мне на голову и отчетливо прошептала: «Мой старший внук ! Слушай и запоминай мой строгий наказ: Никогда в жизни не поступай как все». После этого она вперила взгляд в мою переносицу и, очевидно, заметив, что я ошеломлен и почти ничего не понял, добавила сердито и безаппеляционо: «Или ничего не делай – просто ходи в школу – или делай то, чего никто еще не делал». После чего она тут же без колебаний и явно презирая окружающих, с похвальным самообладанием отдала душу прямо в руки Его Верности Архангела Гавриила. Я думаю, что вам будет интересно и даже поучительно узнать, что все это произвело на меня очень сильное впечатление и я внезапно почувствовал острое неприятие всего окружающего и, когда мы покинули комнату, где осталось мертвое «планетарное тело» той, что была причиной причины моего появления на свет, я очень тихо, стараясь не привлекать внимания, незаметно проскользнул к яме, где во время Великого поста хранились отруби и картофельные очистки, предназначенные для свиней, наших «санитаров».

И я лежал там голодный и без питья, охваченный бурей смятенных и спутанных мыслей, которых, к счастью, было не так уж много в моей детской головке, до тех пор пока моя мать не вернулась с кладбища и, потрясенная моим отсутствием, тщетно искала меня. Тогда я выкарабкался из ямы, постоял минутку на краю, раскинув руки, побежал к маме и уцепился за ее юбку, затопал ногами и почему-то закричал, как осел нашего соседа-пристава.

Почему это все так подействовало на меня и почему я механически повел себя так странно, мне все еще не ясно, хотя в последние годы, особенно в дни масленницы, я много думал об этом, пытаясь докопаться до причины.

Логически рассуждая, я пришел к выводу, что причиной события, так сильно повлиявшего на всю мою будущую жизнь, было то, что воздух в комнате, где разыгрывалась вышеописанная сцена, был пропитан запахом ладана, привезенного из Афонского монастыря и очень популярного среди приверженцев православной веры. Справедливо ли мое предположение, не знаю, но таковы факты.

В последующие дни ничего особенного не происходило, разве что я чаще, чем обычно, ходил на руках. Мой первый необычный поступок (хотя ни сознание, ни подсознание тут были ни при чем) произошел на сороковой день после бабушкиной смерти, когда наша семья, родственники и все, кто уважал ее (а ее любили все), собрались на кладбище, чтобы там прочитать заупокойную молитву над останками, лежащими в могиле. Вдруг ни с того, ни с сего вместо того, чтобы следовать общим для всех народов моральным нормам, то есть вместо того, чтобы стоять тихо, с подобающим выражением горя на лице и даже со слезами на глазах, я принялся скакать вокруг могилы и запел:

Дайте ей упокоиться в мире,

Она была сама доброта и т.д., и т.п. И с этого момента, когда я кривлялся, то есть имитировал механизированные привычные действия, возникло во мне то, что я позже назвал «неодолимым побуждением» к тому, чтобы не быть таким, как все.

Например, в том возрасте я поступал так: когда мой брат, сестра и соседские дети во время игры ловили мяч только правой рукой и затем подбрасывали его в воздух, я позволял мячу удариться о землю и, когда он подскакивал, ловил его, но большим и средним пальцами руки; либо, когда ребята катались с горки лицом вперед, я делал это, и, между прочим, все успешнее с каждым разом, задом наперед. Иногда , когда лакомились разными восточными сладостями и другие перед тем, как отправить в рот, облизывали лакомство, чтобы почувствовать вкус и продлить удовольствие, я сначала обнюхивал его, иногда прикладывая к уху и внимательно слушая, потом почти бессознательно, хотя весьма серьезно, шептал себе: хватит, больше не надо нюхать и, мурлыча какой-то мотивчик, наконец поглощал его без всякого смакования.

Первый из случаев, которые стали «живительными источниками», питающими и совершенствующими наказ моей покойной бабушки, произошел со мной в том возрасте, когда из щекастого малыша я превратился в «юного мошенника» и обещал стать, как говорится, молодым человеком с приятной внешностью и сомнительным внутренним содержанием. Это событие было вызвано обстоятельствами, возможно, специально составленными Судьбой.

Однажды, когда с компанией таких же юных мошенников я устанавливал силки для голубей на крыше соседского дома, один из мальчиков, стоявший рядом и наблюдавший за мной, сказал: «Я думаю, что такой петлей из конского волоса нельзя поймать голубя за лапы потому, что, как объяснил нам учитель зоологии, как раз в когте (пальце) этой лапы сосредоточен весь запас сил голубя, и конечно, если большой палец все же угодит в ловушку, то голубь легко порвет ее.

Другой мальчик, что стоял, наклонившись, у меня за спиной (кстати, при разговоре он все время брызгал слюной, разлетавшейся во все стороны), перебил моего соседа и выдал с фонтаном слюны следующую сентенцию:

«Заткнись, несчастное ублюдочное отродье готтентотов! Ты такой же недотепа, как твой учитель. Если наибольшая сила голубя действительно сосредоточена в большом пальце его лапы, тем больше причин посмотреть, как этот палец попадется в мой силок. Это может быть важно для нашей цели, то есть для ловли этих несчастных голубей. Ведь тут может проявиться особенность, которая в определенной степени свойственна всем обладателям этого мягкого и скользкого студня, мозга. Суть этого фактора состоит в том, что, когда благодаря разным влияниям, сила проявления которых незначительна, возникает то, что называют изменением сознания, то при этом неизбежно действует правило, согласно которому легкое удивление может усиливать другие проявления жизнедеятельности, устанавливая центр тяжести всего организма, в котором это скользкое нечто (мозг) играет очень малую роль, переходя постоянно из одного состояния в другое, что часто приводит к неожиданным, порой смехотворным результатам».

Он выпалил последние слова с таким фонтаном слюны, что мое лицо покрылось мелкими капельками, как будто его побрызгали из немецкого пульверизатора для распыления анилиновой краски.

Этого я уже не стерпел, и, не поднимаясь с корточек, рванулся и изо всех сил ударил прямо в разинутый рот, из-за чего он тут же упал навзничь и лишился «сознания».

Я не знаю и не хочу знать, как изменится ваше мышление, к каким выводам вы придете, узнав о странном сочетании жизненных обстоятельств, которые я описываю, но, по моему мнению, такое совпадение только усиливает мою веру в то, что все события, которые случились со мной в детстве, вовсе не случайны, а сотворены умышленно некими внешними силами.

Суть в том, что такой ловкости я научился буквально за несколько дней до этого случая у греческого священника из Турции, откуда, преследуемый за свои политические убеждения, он был вынужден бежать. Когда он появился в нашем городе, мои родители наняли его, чтобы он обучал меня новогреческому. Не знаю, какие политические убеждения и идеи он исповедовал, но помню, что во время каждой нашей беседы, даже когда он объяснял отличие между древне- и новогреческими восклицаниями, мой учитель витал в мечтах об острове Крит, куда так хотел попасть, и чувствовал себя истинным патриотом.