Хорн распахнул дверь и прошел в соседнюю комнату, за ним молча следовал Иоганн. Комиссар остановился на мгновение, когда его взгляд упал на маленького человечка, который сидел в углу и читал газету.

– Привет, Мюллер, вы здесь? Может быть, я возьму вас с собой? Вы ведь сейчас ничем не заняты?

– Нет, сэр.

– Ну, тогда пойдем со мной. Если дело окажется серьезным, нам может понадобиться ваша помощь.

Трое мужчин сели в одну из карет, ожидающих у полицейского участка. Пока они катили по улицам, комиссар Хорн продолжал допрашивать камердинера.

– Когда вы видели своего хозяина в последний раз?

– Около одиннадцати часов прошлым вечером.

– Он разговаривал с вами?

– Нет, я видел его в замочную скважину.

– Вот как? Это ваша привычка?

Даммель залился краской стыда, но глаза его вспыхнули, и он посмотрел сердито.

– Нет, у меня нет такой привычки, сэр, – прорычал он. – Я сделал это только потому, что беспокоился о хозяине. Он был так взволнован и постоянно нервничал в последние несколько дней. Вчера вечером, как всегда по субботам, я пошел в театр. Когда я вернулся – это было около половины десятого – я постучал в дверь его спальни. Он не ответил, и я тихонько отошел, чтобы не потревожить его сон, если он уже в постели. В коридоре было темно, и, проходя через него, я заметил луч света, пробивающийся через замочную скважину из кабинета профессора. Это меня удивило, потому что профессор никогда раньше не работал так допоздна. Я не знал, что думать, поэтому подкрался и заглянул в замочную скважину.

– И что вы увидели?

– Профессор сидел за своим столом в спокойной позе. Поэтому я вздохнул с облегчением и пошел спать.

– Почему вы не вошли в комнату?

– Я не посмел, сэр. Профессор не любит, чтобы его беспокоили, когда он занят.

– Ну, а что было сегодня утром?

– Сегодня утром я встал в обычное время, накрыл стол для завтрака, а затем постучал в дверь спальни профессора, чтобы разбудить его. Он не ответил, и я подумал, что ему, возможно, хочется поспать, потому что нынче воскресенье, и он поздно лег прошлой ночью. Так что я ждал до десяти часов. Потом я снова постучал и попытался открыть дверь, но она была заперта. Это меня встревожило, потому что он никогда раньше не запирал дверь своей спальни. Я снова постучал и окликнул профессора, но в ответ не услышал ни звука. Тогда я побежал в полицейский участок.

Хорн был явно встревожен, как и молодой камердинер. А щеки Мюллера покраснели, и в его глубоко посаженных серых глазах промелькнула вспышка тайной радости, приятного ожидания любимой работы. Он сидел совершенно неподвижно, но каждый нерв вибрировал в его теле в сладком предчувствии. Смиренный маленький человечек преобразился не только внутренне, но и внешне; его лицо приобрело внушительный вид. Он положил свою тонкую, подрагивающую от нервного возбуждения руку на дверцу кареты.

– Мы еще не прибыли, – заметил комиссар.

– Нет, но это третий дом отсюда, – ответил Мюллер.

– Вы знаете обо всех, где кто живет в городе, не так ли? – улыбнулся Хорн.

– Почти обо всех, – мягко ответил Мюллер, когда карета остановилась перед небольшой шикарной виллой, окруженной собственным садом, как и большинство домов в этой тихой, аристократической части города.

Дом был двухэтажный, но верхние окна были закрыты и плотно зашторены. На втором этаже располагалась квартира хозяина дома, который теперь находился в Италии со своей больной женой. На первом этаже маленькой изящной виллы, построенной в модном Нюрнбергском стиле, с тяжелыми деревянными дверями и окнами с ромбовидными наличниками, проживали только профессор Феллнер и его слуга. С изящными очертаниями и хорошо распланированным садом дом выглядел чрезвычайно привлекательно. Напротив него тянулась широкая аллея под названием Променад, а за ней простирались открытые поля. Справа и слева к поместью прилегали похожие виллы с их небольшими садами.

Даммель открыл дверь, и трое мужчин вошли в дом. Комиссар и камердинер шли первыми, Мюллер следовал за ними. Его острые глаза быстро скользили по цветной плитке пола, по белым ступеням и ковровой дорожке в коридоре. В какой-то момент он быстро наклонился и что-то поднял, потом он продолжил свой путь в своей обычной тихой манере, из которой теперь исчезли все следы возбуждения.

Тусклое зимнее солнце, казалось, только еще более сгущало мрак темного вестибюля. Иоганн зажег освещение, и Хорн, который не раз бывал у профессора и знал расположение комнат, тотчас подошел к тяжелой резной с металлической отделкой двери кабинета. Он попытался открыть дверь, но она не поддалась. Большой ключ был вставлен изнутри в колодку замка, украшенную средневековым орнаментом. Но ключ был повернут так, что нижняя часть замка была свободна – круглое отверстие необычного размера. Хорн убедился в этом, поднеся к двери зажженную спичку.

– Вы правы, – сказал он камердинеру, – дверь заперта изнутри. Нам придется пройти через спальню. Иоганн, принесите мне долото или топор. Мюллер, вы останетесь здесь и откроете дверь, когда придет доктор.

Мюллер кивнул. Иоганн исчез, вернувшись через несколько мгновений с небольшим топором, и последовал за комиссаром в столовую. Это была уютная комната с высокими деревянными панелями и изящным столиком для завтрака. Но легкая дрожь пробежала по телу комиссара, когда он подумал, что по ту сторону закрытой двери их ожидает какое-то несчастье, какое-то преступление. Дверь спальни тоже была заперта изнутри, и после нескольких безрезультатных стуков и окриков Хорн взялся за топор, как раз в тот момент, когда раздался звонок в парадную дверь дома.

С треском и грохотом распахнулась дверь спальни, и в тот же миг Мюллер и врач прошли в столовую. Иоганн поспешил в спальню, чтобы открыть ставни на окнах, а остальные остановились в дверном проеме. С первого взгляда стало понятно, что кровать не тронута, и мужчины прошли через комнату. Дверь из спальни в кабинет была открытой. В кабинете ставни были плотно закрыты, и лампа давно погасла. Но сквозь открытую дверь спальни проникало достаточно света, чтобы можно было увидеть фигуру профессора, сидящего за столом; и когда Иоганн открыл ставни и в этой комнате, всем стало ясно, что молчаливая фигура перед ними была безжизненной.