– Хотите послушать? – обратилась Зоя к аудитории.

Никто не посмел отказаться.

– Ночь окутала город муз… – замогильным голосом начала Зоя.

Она сопровождала чтение драматическими интонациями, выразительной мимикой, ироничными комментариями. Старалась как могла. Сначала все ржали, потом затихли понемногу.

– Ваше впечатление? – обратилась Зоя Всеволодовна к классу.

Аудитория молчала.

– Смелее! У нас урок литературы. Перед нами художественное произведение. Давайте обсудим! Ломакин, что скажешь?

Ломакин, знаменитый на всю школу хулиган и шут гороховый, поднялся и хихикнул.

– Не знаю. Хрень какая-то!

– И все?

Ломакин пожал плечами и снова хрюкнул от смеха.

– А чего еще-то?

– Молодец! Краткость – сестра таланта. Учись, Белоконь! А то развезла тут… Кстати, почему ты сидишь? Педагог перед тобой стоит, а ты как королева английская…

Саша поднялась. Каждый удар сердца окатывал ее кипятком.

– Посмотри на меня.

“Не смотри в глаза! В переносицу!” – скомандовала себе Саша.

– Сашенька. – сказала Зоя нежно, – Не обижайся. Я желаю тебе добра. Жизнь коротка, а время драгоценно. Не стоит разбазаривать его на бессмысленную ерунду. Дорогая моя, литература – это нечто большее, чем твои словесные завитушки.

“Только не разревись…” – твердила себе Саша.

– А может хватит уже? – громко, с вызовом спросил Ломакин.

– Я сама решу, когда хватит, господин защитник! – прикрикнула на него Зоя, не сводя глаз с Саши.

– Правда, Зоя Всеволодовна! Может у нее талант! – подхватила Юлька.

– Талант? – прищурилась на нее Зоя, – И окинула класс победоносным взглядом. – Запомните, ребята, талант… его не спрячешь. Он всегда пробьет себе дорогу! Если он есть. А если нет… Если ты бездарность, – с наслаждением выговорила она, – то нечего время тратить. Свое и чужое. И уроки мне тут срывать. Забери свою писанину, Белоконь! Все.

Она захлопнула тетрадь.

– Продолжаем урок! Белоконь, к доске!

Саша раскрыла рюкзак, сгребла в него все, что лежало перед ней, выбралась из-за парты, опрокинув стул. И пошла к двери под перекрестным огнем насмешливых и сочувственных взглядов.

– Что за истерика, Белоконь? – прикрикнула Зоя, – Я тебя не отпускала! Вернись на место! Стул подними!

Саша вышла, хлопнув дверью.

Мама слушала ее, не прерывая. Закончив свой рассказ и не услышав в ответ ни слова, Саша отважилась приподнять мокрые ресницы и вздрогнула, увидев мамино лицо. Бледное, застывшее, чужое. А глаза такие… будто случилось то, чего она давно ждала и боялась. Саша вмиг забыла о своем позоре.

– Мама! Что с тобой?

– Как ее зовут? – спросила мама неестественно ровным голосом.

– Зоя. – прошептала Саша. – Всеволодовна…

Мама потянулась за пальто.

– Ты куда? – взволновалась Саша.

– Зоя. Всеволодовна. Если это то, о чем я думаю… Не может быть. Только не это… – бормотала мама, пытаясь поймать второй рукав.

У Саши вдруг заныло под ложечкой от предчувствия дурного, непоправимого. Она вцепилась в мамино пальто.

– Мам, пожалуйста, не ходи! Наплевать на эту дуру! Что она понимает? Я пойду завтра в школу!

Мама обернулась, и спокойно сказала:

– Ты очень талантливая. Никогда не сомневайся.

Поцеловала Сашу и ушла, волоча полунадетое пальто как подбитое крыло.

Прошел час. Два. Под ложечкой ныло все сильней. Мама не возвращалась. Три.

“О чем можно так долго разговаривать с этой грымзой? Позвоню”.

Абонент недоступен. “Что такое? Где она? Как-то все не так…” Саша, забыв о своих недавних клятвах, помчалась в школу.

Охранник припомнил, что да, приходила женщина, высокая, в черном пальто, вот расписалась. Выходила ли? Не видел. Зоя Всеволодовна? Не обратил внимания. В школе нет уже никого. Иди, девочка, домой. Мама тебя уже ждет, беспокоится.

Но никто не ждал ее дома.

Саша заметалась. Она выходила на улицу, бродила в надежде, что придет домой – а там мама. Но ее не было. И сил уже не было ждать. Позвонила папе, хоть и не полагалось его беспокоить во время работы. Папа сказал, что бежит домой. Просил не волноваться.

Стемнело. Саша в куртке и в ботинках ждала маму на полу в прихожей. Ключ в двери! Сердце взметнулось и обрушилось. Папа. Он тоже начал куда-то звонить, тихо разговаривать, перемещаясь из комнаты в комнату и плотно закрывая за собой двери. Мог бы и не закрывать. Саша не собиралась подслушивать. Она сидела на кухне за столом, уперев невидящий взгляд в клен за окном, и твердила про себя: “Мамапридимамаприди…” Она не задавала вопросов, не плакала. Папа говорил с ней, но она плохо его понимала и раздраженно морщилась – он прерывал ее заклинание, а делать это было нельзя.