– Не понимаю…

– Я знаю, где ты можешь найти ответы. Если они вообще существуют. – Старик закашлялся, скорчил гримасу, вытер рот рукавом. – На острове Шабишии есть монастырь, дальше к северу отсюда, почти на границе Империи. Говорят, загадки всего мира чернилами нанесены на тела служащих там монахов.

– Чтобы сохранить их в тайне?

– Чтобы сохранить их в безопасности. Их орден образовался после восхождения императоров Тенма, когда имперские цензоры впервые начали сжигать «неподобающую» литературу. Монахи делали себе татуировки, которые содержали древние знания и сокровенные тайны, чтобы не потерять всё это из-за высокомерия империи. Живого человека убить намного сложнее, чем сжечь бумажный свиток.

Юкико приподняла бровь.

– Но что происходит, когда монах умирает?

– Не знаю. – Даичи снова закашлялся и потер горло, словно разгоняя боль. – Я даже не знаю, стоит ли сейчас этот монастырь. Одни говорят, что его разрушили. Другие – что он проклят.

– То же самое говорят и об этих горах.

– Это правда, – улыбнулся Даичи. – Надеюсь, что Расписная Братия будет способствовать распространению этих слухов по той же причине, что и мы. Чтобы избавиться от ненужных гостей.

– Расписная Братия…

– Так их называли.

Юкико глубоко и судорожно вздохнула, провела костяшками пальцев по губам. За пределами, укрытыми саке, сквозь дымку, в которую Юкико погрузилась, она всё еще могла слышать звуки. Какофонию звуков. Ад в ее голове.

– Но свадьба… – произнесла она. – Аиша. Династия… Не могу я уйти сейчас.

– Видишь ли, проблема в том, что сейчас вы с Буруу нужны нам больше, чем когда-либо. Честно говоря, если бы все ограничилось несколькими птицами, я мог бы рискнуть и оставить вас здесь. Но люди нашей деревни… жены и дочери, мужья и сыновья…

– Я опасна для них.

Старик вздохнул, глядя на пустые ладони, будто на них могли быть начертаны ответы, которые он искал.

– Хай.

– В общем, я могу полететь на север и не найти там ничего или остаться здесь и рискнуть всей деревней? Вот такой у меня выбор.

Она слабо улыбнулась.

– Никто и не говорил, что быть Танцующей с бурей легко.

Юкико прижала костяшки пальцев к вискам, под пеленой саке пульсировала кровь. Страдания, боль и нахлынувшая волна, отталкивающая всё и всех назад простой неоспоримой правдой. Тот выбор, который предложил Даичи, – вовсе не выбор. Тропа расчищена. Юкико нужно было отправиться в путь. А свадьба приближалась с каждой секундой, которые она сейчас теряла зря. Но всё равно…

Всё равно…

– Нам надо обернуться быстро, – сказала она. – Как можно быстрее долететь до Шабишии и узнать все возможные истины. По крайней мере, в небе будет намного тише.

Даичи кивнул.

– Если повезет, ты вернешься как раз вовремя, чтобы остановить свадьбу Аиши.

– Вы же знаете, как говорят, – она устало и безрадостно улыбнулась, – Кицунэ приглядывает за своими…

– Значит, я буду молиться.

Даичи взял ее за руку. Его ладони были покрыты мозолями, темными пятнами и глубокими морщинами. Юкико встретилась с ним взглядом и на мгновение увидела будто сквозь маску то железо, в которое он заключил свою душу. Он казался ужасно старым, согнувшимся под бременем и уставшим от бессонницы. Его улыбка была вымученной.

– Я знаю, о чем мы тебя просим, Юкико. Я вижу, как это сложно.

Она посмотрела ему в глаза, ища намек на презрение и не находя ничего. Слова внутри нее были похожи на живых существ, они бурлили в горле, требовали выхода наружу. Юкико сжала губы, всё еще пытаясь вести уже проигранную битву: удержать их в страхе. Когда, наконец, они высыпались, то прозвучали тихо, приглушенные завесой ее волос.

– Всё это слишком тяжело, Даичи, – она судорожно вздохнула. – Быть этой… Танцующей с бурей. Я чувствую себя мошенницей. Маленькой девочкой, которая топает ногами и кричит, что жизнь несправедлива.

– Ты вселяешь в людей надежду, Юкико. Силу, которая лежит в основе всего. Ты делаешь первые шаги, а они всегда самые трудные. Но по следам, которые ты оставишь на земле, пойдут тысячи.

– Иногда мне очень страшно. Я думаю об отце… – Она покачала головой. – Я не пролила по нему ни единой слезинки, вы знали? Он мертв, а я даже не могу заставить себя плакать.

– Это не страх прогоняет твои слезы, Юкико-чан, – голос Даичи был низким, с глухой хрипотцой. – Это ярость.

– Буруу говорит то же самое. Он говорит, что она сожжет меня изнутри.

– Нет. – Даичи наклонился вперед и пристально посмотрел на нее. – Нет, послушай меня, девочка. Оглянись. Посмотри на мир, в котором они оставили тебя. Красное небо. Черные реки. Горы костей. Ты должна быть в ярости. Ты должна быть в гневе.

Он взял ее руку, сжал так сильно, что ей стало больно.

– Время страха давно прошло. Он умер вместе с последним фениксом, с последней бабочкой. Он умер, когда мы променяли благодать нашей души на удобства мира машин. Ничего не изменится, если мы будем лелеять свой страх, будто он – наше благословение. Если мы боимся разрушить старое и потерять все в этот момент, мы никогда не построим новое.