Как бы там ни было, моя жажда приключений и острых ощущений в конце концов обдала меня обжигающим кипятком, и в этой истории я безумный охотник и бедный кролик в одном лице.

О чем я только думала?

«Ты и не думала», – предательски отвечает мой мозг.

Выполненное задание дарит такой блаженный трепет, но неудача никогда не ощущалась столь остро.

Лифт и так не самая быстрая машина, но сейчас, кажется, едет еще медленнее. Когда он наконец издает сигнал и двери на первом этаже открываются, Тиффани уже ждет у дверей, прыгая с ноги на ногу в нервном возбуждении.

– Где ты была? – тут же шепчет она. – Ты поднялась наверх полчаса назад!

– Пошли, – шиплю я, отталкивая ее от двери, и направляюсь к машине на парковке. Я завожу Камми и выезжаю на свободную дорогу.

Я смотрю в зеркало заднего вида, ловя себя на мысли, что ищу глазами синий «Лотус» Колтона. Убедившись, что сзади никого нет, я быстро рассказываю обо всем, что произошло, и челюсть Тиффани опускается все ниже и ниже, сначала от восторга, а затем от ужаса.

– Закрой рот, Тифф, а то муха залетит. Или член, – говорю я, постукивая ее по подбородку кончиками пальцев.

– Прошу, скажи, что нас не уволили. Я так не хочу разносить крылышки в «Хутерс» [3] или заниматься чем-то подобным.

– Не торопись стирать свои оранжевые шортики, – отвечаю я, напоминая Тиффани, как с первого курса колледжа она несколько лет работала «разносчицей крылышек». – Думаю, что тебе нечего бояться. Насчет себя не уверена.

Тифф медленно и глубоко вздохнула, а затем потянула меня за руку:

– Что случилось потом?

Поворачивая на шоссе, я качаю головой.

– Я не знаю, что случилось. Он устроил мне допрос, а затем попросил уйти. Сказал, что мне придется набраться терпения и ждать.

– Ждать? – негодует Тифф, роясь в сумочке в поисках вездесущей чрезвычайной пачки сырных крекеров с арахисовым маслом. Она привыкла заедать стресс и всегда носит с собой перекус, если какая-нибудь фигня случается, а это определенно тот случай. – И что, черт возьми, это значит? – спрашивает она, брызгая оранжевыми крошками.

Тифф протягивает мне крекер, что весьма щедро с ее стороны, поэтому я беру его, хотя мой желудок настолько завязан в узел, что я не особенно настроена на еду.

– Не знаю, но мне это не нравится. Думаю, что он меня уволит, но перед этим наверняка поморочит мне голову. Кажется, именно я надену оранжевые шорты! Но хуже всего то, что папа меня убьет!

Тиффани на секунду задумывается, ее мозг продолжает прорабатывать всю сказанную мной информацию, когда мы подъезжаем к ее дому.

– Ладно, успокойся, чикуль, – говорит Тиффани, внезапно расслабляясь и отмахиваясь от меня. Однако я делаю все наоборот, крепко сжимая руль.

– По мне, так это реально хороший знак. Будь у него желание уволить тебя, он уже это сделал бы. Тут же вызвал бы охрану и отдел кадров и обставил бы все красиво, выпроваживая тебя в пылу стыда и славы. Если он не сделал этого, значит, и не собирается. Вопрос в том… что же тогда он предпримет?

Тиффани небрежно запихивает в рот сэндвич из сырных крекеров с арахисовым маслом, громко жует и отпивает из бутылки с водой, чтобы на зубах не осталось оранжевых крошек.

– Он дерзкий, высокомерный ублюдок, прижавший тебя к стенке. Как он этим воспользуется?

Похоже, всем, кто, как и я, проявляет неуважение к Колтону Вулфу, не удается уйти безнаказанными.

Это значит, что он что-то замышляет, что-то гораздо хуже, чем увольнение. Меня это очень пугает, особенно если учесть, как его заинтересовало то, что я дочь Дэниела Страйкера.

Я высаживаю Тиффани и обещаю сообщить ей, если что-то изменится. Когда она заходит внутрь, я слышу ее громкий голос:

– Эйс, ты весь день провалялся на диване?

Я съеживаюсь от мысли, что у нее и своих проблем полно. Может, ей стоит отдать оранжевые шортики Эйсу? Кажется, я слышала о мужской версии «Хутерс». Это местечко называется «Тэллиуокерс». Папаши сейчас в моде, и Эйс мог бы поработать там, чтобы расправить свои крылышки подальше от визжания Тиффани.

Утро встречает меня ярким солнечным светом в противовес моему настроению. Должно быть, Софи держалась от меня подальше из-за того, что я ворочалась всю ночь: хотя бы проснулась без комка шерсти во рту. Это единственное светлое пятно в моей утренней раздражительности.

На работе я поглощаю кофе в таких количествах, что час за часом бегаю в туалет, и это неописуемо раздражает Миранду.

После обеда ее прорывает, и она напоминает нам с Тиффани «вернуться к работе». Как будто мы до этого валяли дурака, когда я делала ксерокопии, а Тиффани отвечала на телефонные звонки.