Кристина видела рисунок больного горла на стене у врача. Красный и извилистый, как внутренность червя. Этот тоннель – такой же. Она летела по нему уже долго. Час?! Два?! Может, больше.

В принципе за это время она могла бы нарядиться в восточную красавицу и разучить новый танец. Кристина с мамой ходили на индийские танцы, хотя у нее пока не получались сложные элементы. Мария, их учитель по танцам, все время ругала за то, что девочками руками не может управлять параллельно с ногами.

А сейчас руки и ноги свободно болтались. Кристина пыталась ухватить ими за стенки, но те были холодные и влажные, скользкие – не удержаться!

– Мама-а-а! – закричала Кристина, но вопреки всему даже не услышала голос. То же самое, что кричать в подушку. Бесполезно. – Папа-а-а! Ма-а-ам! Где вы? Мне стра-а-ашно!

Кристина понимала, что родители где-то рядом. Она ведь заболела, так?! Так. Ее начали поить лекарствами, несколько дней. Даже сегодня она их выпила и почти сразу уснула. Нет, не сразу, сначала долго кашляла, а потом все-таки…

«Я сплю, – поняла Кристина. – Это все мне только сниться, поэтому надо просто сосредоточиться – и проснуться».

Напрягла лицо, пробуя еще шире открыть глаза, но не помогло – тоннель все не кончался. Кристина летела вниз.

А что если она разобьется? Долго ведь уже падает. Обычно когда падают с такой высоты, то всегда разбиваются. Кристина видела… да-да, папа не разрешал смотреть новости, но она все же видела раз в ТВ-новостях, как одна девочка спрыгнула с крыши. Ее не спасли – она разбилась. Умерла.

– Мама-а-а! – закричала Кристина.

Но звука голоса снова не услышала. Попыталась схватиться за ускользающие выпуклости тоннеля, но те будто отшатнулись от нее.

Тогда она упала на дно – и тут же отскочила от него, будто от самого большого в мире батута. Не успела даже подумать, как ударилась о стену и снова отлетела, на провалившись в что-то влажное, мерзкое и мягкое.

Кристина захотела встать, но почувствовала, как холодные щупальца оборачивается вокруг ее запястья.

Кристина закричала, но звука голоса не было – полный ноль.

«Никто не услышит, никто не поможет! Даже мама с папой… Даже они…»

***

– Это не она… Это не могла быть она, понимаешь?! – я жадно курил остаток сигары, который остался с прошлого Нового года. Вообще я не курил, но сейчас мне нужен был никотин, чтобы хоть чуть-чуть расслабиться.

Мы стояли со Светой на холодном балконе – жена прижалась ко мне, закутавшись в одеяло. Кристинку уложили обратно на диван, погасив свет.

После приступа дочка снова выглядела безмятежной. Сладко посапывала. А все, что случилось, казалось дурным сном.

Будто никто и не лаял.

Будто никто и не предвещал нам скорую кончину.

– Она сказала, что мы все умрем! Мы… – повторила Светлана. – Понимаешь?

– Может, показалось?! – спросил я, хотя сам не верил в то, что говорил. Все было так ярко. Так правдоподобно, что лучше… лучше сделать еще одну затяжку. Тлеющий уголек сигары слишком быстро приближался к пальцам.

А жизнь нас уже обожгла… Так что ожог, пожалуй, останется навсегда.

– Надо показать ее кому-нибудь, – сказала жена.

– Да-а… – протянул я, выдохнув дым.

– Что ты молчишь? С нашей дочкой что-то страшное происходит. Она… она… – и Светлана заплакала.

Не ответил, лишь положил голову жены на свое плечо. Тоже хотелось реветь, но я знал, что если дам слабину, то мы точно не выберемся из этого ада.

Нужны силы, но их не было – последние извел на пепел. Открыл окно и выбросил сигару. Та, мелькая красным угольком, полетела вниз.

Четвертый этаж, третий…

На третьем за ней последовало тело!

– Черт! Там женщина… она… – не успел я договорить, как сигара упала в снег. За ней – сумасшедшая, что решила покончить жизнь самоубийством таким нелепым способом. Женщина упала частично в сугроб на цветнике, частично – на обледеневшую дорожку. И закричала так, что стало ясно – у нее сломано все, что можно.

– Боже. Да что де это такое?! – спросила Света.

Не знал, что ответить.

В доме напротив еще одно тело выпало в снег.

Стон.

Хрип.

Раз – и внезапно на нас нахлынула целая волна звуков приближающегося хаоса: крики, сирены, вопли, звон бьющихся стекол. И как апогей – грохот далекого взрыва, от которого задрожали стекла на балконе.