За входной дверью находился большой, уходящий вдаль зал. Вдоль стен стояли клетки, в которых содержались цирковые экспонаты.

– Ну и вонища здесь, – скривился Карн. – Сколько раз здесь был, никак не могу привыкнуть к этому запаху – так и хочется блевануть.

– Пошли вперед, вход в подвал в конце зала.

Стражники шли по залу мимо многочисленных клеток. Освещение было плохим – на ночь почти все солнечные камни накрывали, чтобы артисты этого цирка могли немного отдохнуть. Из клеток слышались стоны, хрипы, причитания, переходившие в жалобный плач, какое-то кудахтанье, походившее на птичий клекот. Все это составляло настолько вязкую симфонию боли и безысходности, что даже видавшим всякое стражникам стало не по себе.

Вдоль клеток медленно шаркал горбун в грязном кожаном фартуке и вез за собой небольшую деревянную тележку, на которой стояла большая деревянная бадья. Это был смотритель, бывший экземпляр, которому посчастливилось не умереть и выйти на пенсию. Когда горбун подходил к какой-то из клеток он останавливался, доставал из бадьи кусок тухлятины, молча кидал его в клетку и шел дальше. Куски мяса были разного размера, некоторые были настолько маленькими, что даже ребенок не смог бы этим наесться. Иногда мясо билась о деревянную решетку и отлетало от клетки, но горбун не обращал на это внимания – значит кому-то сегодня повезло меньше остальных.

Стражники шли к горбуну стараясь не смотреть на тех, кто сидит в клетках, но некоторые экземпляры все-таки бросались в глаза и поражали своей безобразностью. Вот человек-паук, конечности которого вывернуты на изнанку, в результате чего бедняга вынужден был всегда смотреть на грязный потолок через свою клетку. Вот и девочка-жук, у которой не было ног, но вместо этого из ее туловища торчали три пары недоразвитых ручек. Были и другие, от вида которых у стражников кожа покрывалась холодными мурашками. Все сидевшие в клетках были голыми, оттого их уродство казалось более наглядным.

– Скажи горбун, Зарух сейчас здесь? – спросил Борка, когда они подошли к смотрителю.

Горбун прекратил свое шарканье и замер на месте, вероятно пытаясь определить откуда он слышит этот голос. Из клетки, около которой он остановился, вылезла тонкая рука грязного бурого цвета и залезла в бадью, чтобы поживиться куском тухлятины. Горбун неторопливо снял с пояса длинную палку, с закрепленным на ней каменным набалдашником и сильно ударил ей по руке хозяйничавшей в его бадье. Раздался хруст ломающейся кости, а затем зал наполнился истошным криком боли. Искалеченная конечность неловко заползла обратно в клетку и теперь оттуда доносились жалобные стоны. Таким же неторопливым движением смотритель вернул свою палку на место и взглянул на стражников.

– Зарух внизу, у него там клиенты, – горбун говорил медленно и голос его был таким глухим, будто шел из-под земли. – Он не любит, когда его беспокоят во время сделок. И стражников он не любит, – сообщил смотритель.

– У нас срочное дело к нему, – сказал Борка. В этот момент Фатин застонала.

– Мне все равно, а дверь в конце зала, – равнодушно сказал горбун и покатил свою тележку дальше.

Стражники прошли в конец зала, где за массивной деревянной дверью, оказалась деревянная лестница, ведущая в подвал. Борку было неудобно спускаться с девушкой на руках и несколько раз он ее чуть не уронил.

В душном подвале оказалось намного светлее, чем наверху, но отвратительный запах никуда не исчез. Вместо горбуна здесь был Зарух в компании трех пестро одетых шкавари, которые любили одеваться в яркие, дорогие ткани – по их моде это подчеркивало высокий статус. Лица шкавари были спрятаны за родовыми деревянными масками, сплошь покрытыми замысловатыми разноцветными узорами. Зарух, высокий и худой, возвышался над низкорослыми шкавари, как над детьми. Его абсолютно лысая голова блестела от пота.

– У меня от их нарядов в глазах рябит, – сказал Карн.

Зал в подвале был меньше верхнего, из него выходило несколько коридоров, а вдоль стен стояло несколько клеток. Прямо перед Зарухом и шкавари на полу сидел даури и нечленораздельно мычал. Очевидно, что ему уже давным-давно вырвали язык, что не было удивительным для пленников его расы – всем известно, даури своей тарабарщиной могут призывать духов. Этому красноглазому не повезло гораздо сильнее своих собратьев и теперь на полу можно было видеть результат многолетнего труда Заруха. У даури было четыре ноги, две из которых были недоразвитыми и, скорее всего, были пришиты к его телу еще в детстве. Теперь они болтались у него на животе бесполезным балластом, мешая его нормальному передвижению. Правый глаз даури был настолько большим, что вылез из своей орбиты, а по внешнему виду напоминал тухлый помидор, сочившийся гнильцой. В глазах у даури была пустота, вряд ли он был в своем уме. За спиной даури стоял огромный человек в таком же кожаном фартуке, какой стражники видели на смотрителе и равнодушно смотрел на урода. Зарух кивнул стражникам и жестом руки показал, чтобы они подождали, пока он закончит с клиентами, а затем вернулся к шкавари.

– Он еще очень молод, – Зарух ткнул даури в грудь резной костяной тростью. – Посмотрите какой он крепкий! Этот будет жить еще долго.

– Даури не стоит десяти золотых частей, – сказал один из шкавари. – Самое большее через три года он сдохнет, а как я буду возвращать свои деньги? – шкавари посмотрел на Заруха и пожал плечами. – По всему видно, что он больной – десять для него слишком дорого.

– Послушай, Магоро, ты покупаешь у меня товар уже несколько лет и разве за все это время я хоть раз обманул тебя?