Шрифт:
Компания спустилась мимо барельефа на лестнице. В раздевалке ни одной курьерши у вешалок не оказалось. Все они уже были за дверьми…
13/VIII. Mocквa
Все они уже оказались за дверьми и все кинулись бежать, лишь только компания вышла в зелёный дворик. Тут обнаружилось, что в газоне лежит самовар, а так как трава возле него дымилась, было ясно, что кто-то вышвырнул самовар с кипятком и углями.
10-го сентября 1934 г.
В Ваганьковском переулке компания подверглась преследованию. Какой-то взволнованный гражданин, увидев выходящих, закричал:
– Стой! Держите поджигателей!
Он суетился, топал ногами, не решаясь в одиночестве броситься на четверых. Но пока он созывал народ, компания исчезла в горьком дыму, застилавшем переулок, и больше её в этом районе не видал никто.
Мы не знаем, каким образом злодеи проникли на Плющиху. Они проникли и мелькнули в том месте, где дивная асфальтированная улица подходит к незабвенному Девичьему Полю.
Здесь было потише, и если бы не некоторые взволнованные гражданки, выглядывающие из окон верхних этажей, стараясь рассмотреть, что происходит там, на Смоленском рынке, можно было бы подумать, что всё в столице обстоит и тихо, и мирно.
Компания прошла под деревьями Девичьего Поля, вдыхая аромат весенней земли и первых набухших почек, и скрылась на Пироговской улице.
Маршрут её был ясен. Она стремилась к Москве-реке. Они покидали столицу.
На здоровье!
Одинокая ранняя муха, толстая и синяя, ворвалась в открытую форточку и загудела в комнате.
Она разбудила поэта, который спал четырнадцать часов. Он проснулся, провёл рукой по лицу и испугался того, что оно обрито. Испугался того, что находится на прежнем месте, вспомнил предыдущую ночь, и безумие едва не овладело им.
Но его спасла Маргарита. В драном шёлковом халате, надетом на голое тело, она сидела у ложа поэта и, не сводя глаз, смотрела на измятое лицо и воспалённые глаза. Она заговорила первая.
– Я вижу, что ты хочешь испугаться? Не делай этого, я запрещаю тебе, – тут она подняла палец многозначительно.
– Но что же происходит? – спросил поэт и вцепился рукой в простыню, – я сумасшедший? {104}
– Ты не сумасшедший, – обольстительно улыбаясь, ответила Маргарита, – ты нормален…
– Но что же это?..
– Это, – и Маргарита наклонилась к поэту, – это высшая и страшная сила, и она появилась в Москве…
– Это бред… – начал говорить поэт и заплакал. Маргарита побледнела, лицо её исказилось и постарело…
– Перестань, перестань.
– Я, – произнёс поэт, всхлипнув в последний раз, – больше не буду. Это слабость. – Он вытер глаза простынёй.
Муха перестала гудеть, куда-то завалилась за шкаф, и в то же время стукнули шаги на кирпичной дорожке и отчётливые ноги появились в окошке. Некто присел на корточки, отчего в мутном стекле, заслонив свет, появился довольно упитанный зад и колени. Некто пытался заглянуть в жильё. Поэт задрожал, но пришёл в себя и затих.
– Богохульский! – сказал взволнованно голос с корточек, и некто сделал попытку всунуть голову в форточку.
– Вот, пожалуйста! – шепнул злобно и горько поэт.
Маргарита подошла к окошку и сурово спросила сующегося в окно человека:
– Чего тебе надо?
Голова изумилась.
– Богохульский дома?
– Никакого Богохульского здесь нет, – ответила грубым голосом Маргарита.
– Как это так нету, – растерянно спросили в форточке, – куда же он девался?
– Его Гепеу арестовало, – ответила строго Маргарита и прибавила: – А твоя фамилия как?
Сидящий за окном не ответил, как его фамилия, в комнате сразу посветлело, сапоги мелькнули в следующем окне, и стукнула калитка.
– Вот и всё, – сказала Маргарита и повернулась к поэту.
– Нет, не всё, – отозвался поэт, – через день, не позже, меня схватят. Кончу я жизнь свою в сумасшедшем доме или в тюрьме. И если сию минуту я не забудусь, у меня лопнет голова.
Он поник головой.
Маргарита прижалась к нему и заговорила нежно. {105}
– Ты ни о чём не думай. Дело, видишь ли, в том, что в городе кутерьма. И пожары.
– Пожары?
– Пожары. Я подозреваю, что это они подожгли Москву. Так что им совершенно не до тебя.