В частном галантерейном магазине на Арбате обнаружил хозяин в кассовом ящике вместо четырех червонных бумажек четыре билета в театр на революционную пьесу. Владелец магазина их рвал зубами.

В кассе месткома газеты «Звонок» во Дворце Труда случилось похуже. Там обнаружилась недостача денег в несгораемом шкафу, а вместо недостающих червонцев – пятьдесят штук троцкистских прокламаций самого омерзительного содержания {127}. Секретарь, обнаруживший их, ничего никому не сказал, но уединился в телефонной будке, и через час трое людей в чёрных куртках увезли прокламации, а с ними двух беспартийных сотрудников «Звонка», неизвестно куда. Случаи превращения денег в чёрт знает что во второй половине дня стали настолько частыми, что о них тут только расплылся по столице слушок… Из одних трамваев раз двадцать высаживали субъектов, которые развязно протягивали кондукторшам всякий хлам вроде, например, наклейки с коробки сардин «Маяк», как это было на Моховой улице.

На Смоленском рынке на закате солнца в подворотне произошла поножовщина по поводу брюк, купленных за вышедший в тираж лотерейный билет автодора. Человека зарезали с ловкостью и смелостью почти испанской.

Меж тем только один человек во всей Москве в тот же день проник в то место, о котором впоследствии только догадались… Человек этот, конечно, был буфетчик Варьете. Нужно отметить, что человечек короткого роста и с веками, прикрывающими свиные глазки крышечками, и моржовыми усами был меланхоликом. На лице у него царило не сходящее выражение скорби, и тяжкие вздохи непрерывно вырывались из его груди. Если ему приходилось платить восемь копеек в трамвае, он вздыхал так, что на него оборачивались.

В утро 12 июня, проверяя кассу, он нашёл вместо одиннадцати червонцев одиннадцать страниц маленького формата из «Заколдованного места» Гоголя. Мы не берёмся описывать ни лицо буфетчика, ни его жесты, ни слова. Он к полудню закрыл буфет, облачился в жёлтое летнее пальто, художническую шляпу и, несмотря на жару, в калоши и, вздохами оглашая окрестности, отправился на Садовую. У подъезда Варьете он продрался сквозь толпу, причём вздохнул многозначительно.

Через пять минут он уже звонил в третьем этаже. Открыл ему маленький человечишко в чёрном берете. Беспрепятственно буфетчика пропустили в переднюю. Он снял калошки, аккуратно поставил их у стоечки, пальтишко снял и так вздохнул, что человечишко обернулся, но куда-то исчез.

– Мессир, к вам явился человек.

– Впустите, – послышался низкий голос.

Буфетчик вошёл и раскланялся, удивление его было так сильно, что на мгновение он забыл про одиннадцать червонцев.

Вторая венецианская комната странно обставлена. Какие-то ковры всюду, много ковров. Но стояла какая-то подставка, а на ней совершенно ясно и определённо золотая на ножке чаша для святых даров.

«На аукционе купил. Ай, что делается!» – успел подумать буфетчик и тут же увидал кота с бирюзовыми глазами, сидящего на другой подставке. Второй кот оказался в странном месте {128} на карнизе гардины. Он оттуда посмотрел внимательно на буфетчика. Сквозь гардины на двух окнах лился в комнату странный свет, как будто в церкви в пламенный день через оранжевое стекло. «Воняет чем-то у них в комнате», – подумал потрясённый царь бутербродов, но чем воняет, определить не сумел. Не то жжёными перьями, не то какою-то химической мерзостью.

Впрочем, от мысли о вони буфетчика тотчас отвлекло созерцание хозяина квартиры. Хозяин этот раскинулся на каком-то возвышении, одетом в золотую парчу, на коей были вышиты кресты, но только кверху ногами. {129}

«Батюшки, неужели же и это с аукциона продали?»

На хозяине было что-то, что буфетчик принял за халат и что на самом деле оказалось католической сутаной, а на ногах чёрт знает что. Не то чёрные подштанники, не то трико. Всё это, впрочем, буфетчик рассмотрел плохо. Зато лицо хозяина разглядел. Верхняя губа выбрита до синевы, а борода торчит клином. Глаза буфетчику показались необыкновенно злыми, а рост хозяина, раскинувшегося на этом… ну, Бог знает на чём, неимоверным.

«Внушительный мужчина, а рожа кривая», – отметил буфетчик.

– Да-с? – басом сказал хозяин, прищуриваясь на вошедшего.

– Я, – поморгав, ответил буфетчик, – изволите ли видеть, содержатель-владелец буфета из Варьете.

– Не подумаю даже! – ответил хозяин.

Буфетчик заморгал, удивившись.

– Я, – продолжал хозяин, – проходил мимо вашего буфета, почтеннейший, и нос вынужден был заткнуть ……… {130}

…Бегемот!

На зов из чёрной пасти камина вылез чёрный кот на толстых, словно дутых лапах и вопросительно остановился.

«Дрессированный, – подумал буфетчик, – лапы до чего гадкие!»

– Ты у канцлера был? – спросил Воланд. Буфетчик вытаращил глаза.

Кот молчал.

– Когда же он успеет? – послышался хриплый сифилитический голос из-за двери, – ведь это не ближний свет! Сейчас пошлю.

– Ну а в Наркомпросе?

– В Наркомпрос я Бонифация ещё позавчера посылал, – пояснил всё тот же голос.

– Ну?

– Потеха!

– Ага, ну ладно. Брысь! (Кот исчез в камине.) Итак, продолжайте, вы славно рассказываете. Так… Якобы деньги?.. Дальше-с…

Но буфетчик не сразу обрёл дар дальнейших рассказов. Черненькое что-то стукнуло ему в душу, и он насторожёнными слезящимися глазками проводил Бегемота в камин.

– А они, стало быть, ко мне в буфет и давай их менять!

– О! Жадные твари! Но, позвольте, вы-то видели, что вам дают?

– То-то, что деньги совершенно как настоящие.

– Так что же вас беспокоит? Если они совершенно как настоящие…

– То-то, что сегодня, глядь, ан вместо червонцев резаная бумага.

– Ах, сволочь-народ в Москве! Но, однако ж, чего вы хотите от меня?