Шрифт:
Её психика отказывалась воспринимать сказанное всерьёз.
Первой реакцией, как только она пришла в себя, была спонтанная попытка позвонить.
— Кому, зачем? Женщина! Конечно женщина? Rто же ещё!
Регина Егоровна разрыдалась. По-настоящему, до спазмов в лёгких и боли в горле, опустошая до дна многолетние запасы невостребованных слёз, высушивая душу досуха, испытывая на прочность само желание жить.
— Рано ещё списывать меня в утиль. Слишком рано… У меня же внук, три внучки. И сыновья. Конечно, они эгоисты, живут исключительно для себя, но может быть… почему бы и нет. Да и Лёша. Это просто недоразумение, он поймёт. Не может быть, чтобы не понял, иначе… Ведь это я подарила ему жизнь, я!
Как же всё сложно и противоречиво в этом мире, полном парадоксов и несоответствий. Это полоса. Просто, тёмная фаза событий. Она обязательно минует, как смена времён года, фаза Луны или время суток.
— Нужно только навести порядок. Сначала в кухне…
Осень кончается быстро
О том, как летний день
Цигаркой
Угас в распахнутом окне,
О том, что этой ночью
Жаркой
На ушко ты шептала мне,
О том, как звёзды догорали,
О том, что тополь шелестел,
О том, как сладко
Умирали
Переплетенья наших тел,
О том, как за окном
Несмело
Июльский день рождаться стал,
О том, как ты смешно сопела,
И локон шею щекотал,
О том, как ты светла,
Нагая,
И как тобой я дорожу —
Не беспокойся, дорогая,
Я никому не расскажу.
Вадим Хавин
Я безмолвно сижу у окна, глядя на стекающие с крыши капли осеннего дождя.
Танцующие на кленовой ветви резные листья стараются двигаться в такт порывистому ветру, но осторожно, чтобы не сорваться с привычного места раньше времени.
Незадолго до этого дня я мог бы не обратить внимания на хмурое небо, грязь и слякоть на улице, ведь мою жизнь освещала твоя замечательная улыбка.
Ты снова не пришла, который день подряд. Но я всё равно жду и надеюсь, иначе, зачем жить?
Этот резной лист, в одиночестве репетирующий то ли менуэт, то ли вальс, во всяком случае, у него получается элегантно и чувственно, напоминает мне твой жизнерадостный, беззаботный характер.
Он крутится, совсем не опасаясь падения, хотя такая беспечная игривость может стоить больших неприятностей.
Совсем как ты.
Ты тоже относишься к жизни легкомысленно: не живёшь, а играешь с обстоятельствами, испытываешь восторг лишь оттого, что даётся без напряжения.
Возможно, это правильно, но я не такой, именно поэтому нам так сложно быть вместе. Я человек приземлённый, хоть и романтик, всегда просчитываю наперёд последствия каждого шага.
Вру, не каждого. Конечно не каждого, иначе, отчего приходится сидеть и ждать?
Я закрываю глаза под мерный звук капели о жестяной подоконник, пытаюсь представить, как ты заходишь: внезапно как всегда, без стука в дверь.
О твоём приходе сообщают цокающие о деревянный пол каблучки. Ты же так любишь туфельки на шпильках, думаешь, что они прибавляют твоей невесомой фигуре шарм и приподнимают над действительностью.
Намеренно не оборачиваюсь, чтобы дать шанс преподнести себя как сюрприз. Обычно это удаётся.
Ты стараешься ступать бесшумно, распахиваешь на ходу объятия и крадёшься. Для тебя очень важен элемент неожиданности. Не представляешь, как приятно тебе подыграть.
В ожидании, когда ты закроешь мои глаза нежными пальчиками, я всегда на мгновение опаздываю, потому что волнуюсь. И ещё оттого, что на меня волной накатывает аромат твоего присутствия, сбивающий дыхание.
Ради этих прикосновений, ради сладко-терпкого эфира твоего манящего запаха действительно стоит жить.
Как прелестны эти тонкие детские пальчики, к которым боязно прикасаться без опасения нарушить их хрупкую нежность. Сейчас я накрою руками твои ладони, согрею живым теплом и перецелую, дрожа от возбуждения, каждый их них в отдельности, пока ты порывисто, чувственно дышишь мне в затылок.
Вот я почувствовал прикосновение твоей упругой груди, самого удивительного живого сооружения на планете Земля. Говорят, что ежедневное созерцание обнажённой женской груди способно продлить жизнь на десять лет.