До меня постепенно доходило, что хрупкая девочка совершила серию каких-то движений ногами и руками, после которых я чувствовал себя избитым толпой хулиганов.

– Мар… ин… – хлюпал я носом, пуская кровавые пузыри. – Это что…

– С-с-с-с-опляк, – сказала она, и вернулась к рулю.

Презрительная интонация ругательства была один в один как у Льва Николаевича.

Пол выровнялся. «Сестрёнка Месть» покинула торговую трассу и мчалась в сторону Санитарного Домена. Радиомаяк тревожно пищал, предупреждая о незаконном выходе с трассы.

Кое-как я поднялся на колени, потом на ноги, и побрёл к девушке.

Марин повернулась:

– Тебе мало, сопляк?

– Это… мой… аэро… неф… И я тут… кап… кап…

Лёгким движением, несмотря на длинное платье, Марин перемахнула через перила вокруг руля. Совершила прыжок в одно касание. Полы юбки взметнулись, меня обдало запахом духов и пота. Потом увидел потолок, который быстро пронёсся надо мной. Я приземлился обратно в угол. Во рту появились какие-то камешки. Я не сразу понял – это были мои зубы.

Я реально был отброшен ударом девичьей ноги на несколько метров! Такое умение драться я на военном параде в Моску, где бойцы ПВК демонстрировали на военнопленных навыки рукопашного боя.

Каждый удар Марин отобрал у меня десять лет жизни. Я валялся на полу и кряхтел, как Лев Николаевич, когда он пытался заглянуть внутрь газотурбины. Изо рта, носа и ушей лилась и лилась кровь.

– Тьфу-ты ну-ты, – донеслось из коридора. – Бориска, что ты сделал с кораблём? Думаешь, я не видел, как ты утащил банку алкоситро? Упилси вусмерть, сопляк?

Марин активировала автопилот и снова лихо переметнулась через перила. Кранты Льву Николаевичу. Убьёт его одним ударом.

Действуя так, словно меня тоже поставили на автопилот, я дополз до шкафчика. Открыл его и вынул ружьё, которое давало осечку чаще, чем стреляло.

Марин остановилась. Обернулась. Я перевёл рычажок предохраняющего замка:

– Р… руки вверх. – Мне стало стыдно за глупость фразы, поэтому добавил, сплёвывая осколки зубов: – Застрелю, сука.

– Бориска, – мягко сказала Марин. – Прости меня, но я же принцесса. Не поверишь, нас так тренируют.

Шажок в мою сторону:

– Стану императрицей – всё тебе возмещу. Золотые зубы вставишь.

– Стой на месте.

Ещё шажок. Острые пряди красиво обрамляли её личико.

– Ты же не убьёшь принцессу? Ты лишишь Империю прекрасного будущего! Бориска, дурачок, я могла тебя замочить ещё в трюме. Но пожалела такого молодого.

– Стоять!

– Тьфу-ты, ну-ты, – Лев Николаевич наконец-то дополз до рубки. – Это ещё кто такая? Неужели…

Марин прыгнула на меня. Я дёрнул курок.

9

Как настоящий преступник, я понуро сидел на скамье в приёмной отделения Жандармерии города Гранд Монтуа. Именно туда независимый город-государство Мизур депортировал арестованных на своей территории граждан Империи Русси.

Трогая кончиком языка осколки зубов, я водил пальцем по исписанной поверхности скамьи, читая надписи:

«Жандармы – петушилы!»

«Незаконно был задержан за употребление пудры 12 мая 1018 года»

«Свободу НФР!»

Так же на скамье было много ханаатских иероглифов, рисунков мужских половых органов и женских сисек, сопровождаемые лаконичным: «Имперцы – мрази!»

Мне пришла в голову мысль, написать на скамье признание: «Я, Борис Муссенар, 22 июня 1024 года, застрелил Марин Дворкович, несостоявшуюся императрицу». Кто-нибудь позже пририсует сиськи к этой истории.

Я поднял голову. Жандарм за конторской стойкой сам походил на преступника, так как сидел за стеклом с дырочками.

– Долго ещё? – спросил я.

– Имейте терпение, гражданин. Ваш отец разбил стол для рулетки и лицо официантке об этот самый стол. Женщине восемь швов наложили.

– Выписывайте штраф, как обычно, да отпускайте.

– Это уже пятый штраф, который Евгений Муссенар игнорирует.

Мне папашка говорил, что оплатил все штрафы! Значит, и эти деньги он проиграл или пропил? Во мне закипела злоба.

– Что он сейчас делает? – спросил я жандарма.

– Подписывает соглашение о кредитном займе под залог имущества.