– Не очень последовательная и не полностью собранная логическая цепочка… не находишь?

– Но она работает тем не менее. – Любовь кошкой приластилась к его отдохнувшему, но не окрепшему телу. – И я это вижу… Так что, расскажешь?

– Да пошла ты!..

– Да… но и ты… – она схватила его за руку, сминая ее, как полуиспользованный рулон обоев, и потянула в комнату, – со мной!

Василий проснулся от запахов приготовляемой пищи. Кофе. Омлет. И напевы каких-то африканских племен. Подпевала «туземцам» и Любовь. Василий отдохнул и восстановился. Тело сухое (последний душ он принял под утро) и упругое.

– С меня – завтрак, с тебя – рассказ…

– Хорошо… Может, после этого ты быстрее исчезнешь из моей жизни. – Он оглядел себя в зеркало, придирчиво рассматривая кожу лица. – Любой, даже незаметный для других изъян кажется вам бельмом в глазу.

– Не пытайся меня запугать. – Она указала на минимально сервированный стол.

И тем не менее, выслушав Василия, она выглядела испуганной, куря на балконе. Так, словно это была ее работа – курить, работа, ставшая временной отдушиной. Возвращаться в комнату Любовь явно не хотела.

«Останется на вторую смену… – Улыбнулся внутренне Василий. – Если только не кончатся сигареты…»

– Я вчера ошиблась…

– В чем же? – Василий удивлен, скрывает это в поглощении кофе, боясь быть уличенным.

– Ты не трус… – Любовь лишь в четверть оборота повернула голову в его сторону, словно обращаясь к кому-то на соседнем балконе. – Ты способен на поступок, даже на самый страшный, из-за… любви.

В ее голосе ноты восхищения и тут же сожаления, что поступок не «из-за любви к ней».

– Нет, я трус. – Василий поднялся до окончательного приличия, одеваясь. – Я, совершив его, тут же испугавшись, пожалел о содеянном, но было уже поздно. Значит, я еще больший трус. Вдвойне…

– Меньше пафоса, Василий. – Только теперь Любовь повернулась к нему. В глазах синяя морская печаль и укор. – Придешь сегодня?

– Нет.

– Будешь искать ее?

– Ее мне уже не найти… Утратил безвозвратно. Буду искать его.

– Удачи. – Взглянув на него напоследок, она с грустью опустила глаза. – Я буду тебя ждать…

Василий вышел в ночь. В природы пробуждения запах. Оглядевшись по сторонам, так смотрит кот, выходя из подъезда, – нет ли там его врагов? Он знал – его оппонент где-то рядом. Бродит призраком неприкаянным. Их диалог не за горами. Осознание этого укрепляло Василия. Только духовно. Невозможно укрепить бумажное тело.

Погрузившийся в темноту город устало спал после неоднократной стремительной смены погоды за день. Но вечернее солнце успело дать жизнь набухшим в дожде почкам деревьев. Запах, предшествующий распусканию зелени. Он и раньше всегда радовал Василия предстоящей фазой развития флоры, цветения… зарождением жизни, а теперь это еще и подсознательное понимание собственного отношения к древесине как к производной бумаги.

Ивовая аллея возле вялотекущего потока реки. Едва слышные всплески воды. Несколько пар, жмущихся друг к другу в поцелуях. Их шепот созвучен с шелестом воды. Вековая романтическая идиллия этого места притягивала влюбленных. Традиционное восхищение закатом…

Василий, часто теперь гуляя по паркам, прижимался к деревьям. Сливаясь телом с их стволами, составляя с ними одно целое… Он и раньше слышал, что деревья могут давать положительную энергию. И наоборот – забирать отрицательную. Никогда не придавал значения этому кажущемуся ему заблуждением мифическому факту. Теперь он отчетливо классифицировал деревья по поглотителям и дарителям энергии. Он, стоя возле шершавых, порой мокрых и грязных стволов, разговаривал с деревьями, с обоюдным пониманием общался с ними. Ему приходилось делать это где-то глубоко в парках или по ночам, избегая быть признанным сумасшедшим случайными очевидцами. Но это помогало ему. Или вера в это.

Вера… Он снова вспомнил о ней и погнал ее мысленный образ от себя.

Он не мог рассказать Любови ничего конкретного, так как сам до конца понимал, была ли Вера человеком, любовью всей его жизни. Кроткой, но пылкой, и страстной. Или это все-таки был бред – плод его воображения, как просто объяснил ему его наниматель личным биографом – Грюмо.

Грюмо. Что ей Василий мог рассказать о нем? Существо, манипулирующее сознанием людей, временем, всем окружающим естеством… Сверхсущество, демон, дьявол?.. Однозначное зло.

Можно не верить в это, но Василий в один лишь миг поменялся местами с Грюмо, телесной – бумажной – оболочкой. Не став при этом манипулятором всего вышеперечисленного. Так, слабое подобие Грюмо, способное встать на один уровень с бумажным материалом, принять форму печатного изделия, стать частью «целлюлозной» материи. Не больше… именно подобие. Жалкое, как и само теперь его существование.

И зная силу Грюмо, он понимал, что тот мог и оградить Василия от реально существующей Веры, и также действительно «навязать» ему ее иллюзорный образ в реализации собственных целей, одним из инструментов в достижении которых и являлся Василий.