Изнеженный и прагматичный, другой голос искушал: «Куда удобнее то же самое, сидя под крылышком надежного человека».

Несомненно, Георг – ее выигрышный билет!

Притормозив через час у заправочной станции, он вышел и вернулся с бокалом дымящегося кофе. Ей не предложил: посчитал, что спит. Она тайком любовалась сексапильной фигурой в отблесках огней, почему-то зажмурившись при его посадке.

Мотор загудел – и стрелка навигатора перемахнула на север.

Хм…Они ехали в противоположном от дома направлении!

Вот незадачка… Новый букет адреналина готовился к впрыску.

Что это?.. Ночной промах?.. Сброс эмоций? Заметил, что она следит за маршрутом – и ей в пику?

Ни то, ни другое не исключалось. Ошибка в период ночного бодрствования вполне вероятна. И эмоциональный негатив возможен. Слишком долго ждали Машу в аэропорту… Неудачные реплики – туда же. Её или Маши – без разницы. Всё могло отразиться.

Но вот автомобиль развернулся по направлению к дому. Ненужный, по сути, вираж.

Но почему?..

«Потому что Георг – это и есть вираж!» – ответил «внутренний редактор».

Качнуло так, что голова коснулась переднего сиденья, а навигатор выбило из рук.

Аля глянула вперед и не увидела впереди ни клочка асфальта. Легкая пыль в зеленовато-желтом свете медленно опускалась и исчезала… Мерс стоял на краю пропасти.

«Насилие звуком из динамиков могло быть жестом!.. Игнор – тоже!..» – всполошился «редактор».

Сквозь приспущенные ресницы Аля видит: Георг снимает руки с руля и медленно, как в замедленной киносъемке, поворачивается к ней…

Она, обхватив Машины плечи и затаив дыхание, снова не зная зачем, закрывает глаза.

Ревет мотор – Аля сплющивает веки сильней. Но, когда чувствует, что Мерс подал назад, наконец расслабляется.

…Глубокой ночью они попадают на нужную дорогу и оказываются в приморском селении, по крыши упакованном в лес.

Под светом луны Аля выгружает вещи из салона.

– Сумку я поставила у капота, – говорит она.

– А куда поставить Машу? – спрашивает Георг.

Он склоняется над спящей гостьей.

Аля будит подругу, Георга же просит отнести покупки и сбегать в погребок за «Элегией Масне» местного розлива.

– Тогда сюда, – отвечает он и уходит.

– Что он сказал? – спрашивает Маша, протирая глаза.

– Не бери в голову: он иностранец, – отвечает Аля. – За границей ругаются так.

– Хм… культуру не пропьешь.

Они входят в дом и зажигают заправленный бузинными углями камин. Волшебный аромат разливается по устеленной коврами гостиной.

Маша садится напротив пламени и подставляет озябшие ладони.

– На юге хоть отогреюсь от глобального потепления, – говорит она, зябко подергивая плечами.

Аля накидывает ей на плечи пуховый платок со словами:

– Поверь, я тоже хотела бы этого, но… м-м… проехали.

Маша внимательно смотрит на подругу.

– Не договариваешь чего-то… У вас, ребята, все окей?

– Да. Наверно я просто не умею работать с реальностью. Хотела тишины и покоя, а нашла вот гудящий в трубе дым. – Она улыбнулась. – Теперь вот и Георг на голову свалился.

Обе смотрят на бушующее в топке пламя.

– И… покоя как ни бывало.

– Ясно. Мешают мозги. Все им не так и покой твой до фени.

– Ага. Бо гады бесчувственные.

– Спасибо тебе за свое «бо», бо сохранила.

– Да и ты, судя по фейсу, застряла в юности, как мамонт во льдах.

Одаривая друг друга комплиментами, подруги веселели на глазах.

– Самое главное, мы с тобой не перестали понимать друг друга. После стольких лет разлуки… и да, вообще, после всего нами, девочками, пережитого…

Дверь с шумом распахнулась. Женщины вздрогнули.

– Георг, нельзя же так резко, – сказала Аля.

– Оставь «резко», – сказал Георг и, треугольно улыбаясь продолжил: – Девочки, я ваша Санта Клаус! нашел для вас за рубль семь!

Он водрузил на стол бутылку «Биле мицне».

– Как можно семьсот пятьдесят белой жидкости с поллитрой красного спутать?! – огорчилась Аля.

– Не придирайся к иностранцу, – сказала Маша. – Будь выше суеты сует. Я так «за».

– Тогда вот рюмки.