Шрифт:
– А Бледная дева – это утопленница или русалка? – спросила Аня.
– Утопленница. Русалки тут не водятся, им у нас холодно. Они любят теплые моря с прозрачной водой…
Ковалев хотел было возмутиться – разве можно такое говорить ребенку? – но Инна медленно и верно перешла к рассказу о русалках, и до него не сразу, но дошло: его дочери рассказывают сказку. Красивую волшебную сказку, которая вытекла прямо из жизни, из санаторной спальни девочек. Может, сказка и была немного страшной, но бороться с нею не хотелось, и надобность в Боге отпадала сама собой. Наверное, Инна была хорошим детским психологом. Во всяком случае, гораздо лучшим, нежели Ковалев.
Вниз по течению лодка летела птицей, и Аня признала, что так быстро мама грести не умеет… Ковалеву пришлось пристать к другому берегу, потому что они опаздывали на ужин, и обратно в дом тети Нади он возвращался на лодке, в полной темноте, – фонари с моста только слепили глаза.
Собачий рык у мостков, к которым он причаливал, его уже не удивил, но, сходя на берег с шатавшейся лодки, Ковалев чувствовал себя неуютно и даже посветил в сторону пса фонариком. Рык тут же смолк, лучик света не сразу нашел собаку – Ковалев увидел только поджарый круп и лохматый хвост поленом…
Коля тоже держал цепного пса, правда, не такого здорового, которого назвал чистокровным волкодавом. «Волкодав» размером не превышал шакала, имел типичный для дворняги серо-рыжий цвет, но, видимо, за «чистокровного» его выдали благодаря купированным ушам…
Мелькнувший в луче фонарика пес тоже был обычного серо-рыжего цвета. И вряд ли был породистым. Поднимаясь на берег, Ковалев все время ощущал на себе его недобрый взгляд и решил выяснить, чья собака разгуливает по реке темными вечерами, – судя по тому, как она рычит, рано или поздно она обязательно кого-нибудь покусает.
– Сегодня нянька нарочно придет проверить, чтобы тебя не было, – вздохнул Павлик. Они с Витькой сидели в туалете на подоконнике, Витька курил и изворачивался, чтобы выдыхать дым в форточку. Было холодно.
– Чего тебе дядя Федя сказал? – спросил Витька.
– А тебе?
– Какая разница?
Оказывается, Витька говорил с дядей Федей еще вчера. Наверное, потому и остался ночевать у них в спальне, что дядя Федя сказал ему что-то такое про Павлика… Ну, что все это на самом деле, а не просто так – страшно ночью.
– Он говорит, что Зоя дура и всегда была дурой, – пожал плечами Павлик. По правде, дядя Федя говорил это самому себе, а не ему.
– А чего делать сказал?
– Он сказал, чтобы я волка не боялся, что он меня не тронет, но я не очень-то поверил. Все говорят, что нечего бояться. Про крещение сказал, что можно и покреститься… Но необязательно, если я не хочу.
– И что ты думаешь?
– Не знаю, – Павлик снова вздохнул. – Он сказал, что пока я маленький, это нормально – попросить, чтобы Бог меня защитил…
– И как?
– Не знаю. Зоя тоже сказала, что Бог меня защитит, раз никого больше нет, чтобы меня защитить. Родителей там…
– За каким фэншуем тебе этот Бог? – Витька сжал пальцами сигарету и сплюнул на пол. – Ну ладно мать – ее бы кто защитил от ее глюков… Но я-то чем хуже этого Бога? Думаешь, я тебя не могу защитить от какого-то волка?
– Ты можешь, Вить, я знаю. – Павлик помолчал и добавил: – И потом, если я его не буду видеть, он придет, а я не проснусь. И он меня загрызет во сне.
– Вот именно!
– Дядя Федя сказал, чтобы я завтра к реке пришел, если не хочу креститься. Ну, когда батюшка приедет. А я так думаю, сегодня волк точно придет, потому что чует, что меня завтра покрестят.
Витька выбросил окурок в форточку.
– Я, знаешь, лучше к тебе приду… Береженого, типо, бог бережет. – Витька осклабился. – Пошли, холодно здесь.
Он поежился и слез с подоконника. Павлик спрыгнул на пол вслед за ним и уже у самой двери спросил:
– Вить, а дядя Федя, он кто? Утопленник?
– Он водяной. – Витька смерил Павлика взглядом. – Ты его не бойся, он за нас. Он всегда был за нас.
Рассказывать сказки на ночь к ним в спальню пришли две девки из пятой группы, Олеся и Маша, – не самые плохие. Были там две злобные твари: щипали тех, кто не слушается, так что синяки оставались, и вообще издевались по-разному. Могли нарочно в туалет не пускать или заставляли стоять посреди спальни всю ночь. Павлик рассказал про них Витьке, и одна из них в следующий раз нашептала ему на ухо: «А ты, Пашечка, если своему Витьке жаловаться будешь, я тебя ночью подушкой задушу, понял?» Но Павлика они все равно больше не трогали, хотя он и испугался очень.