Лес редел, уступая густому колючему кустарнику – Эадан обдирал руки и раздирал и без того уже рваную овчину, пробираясь через него. Заснеженная земля круто спускалась вниз, из-за чего приходилось больше бежать, чем идти. Воздух изменился: прежде пахло снегом, хвоей и немного – гнилью, теперь же гнилостный дух стал гуще, и мороз уже не заглушал его. Эадан помедлил с мгновение, принюхиваясь к насторожившему его запаху. Теперь он начал замечать, что деревья, росшие у края поляны, не похожи на деревья вокруг Лайса Тиана, да и кусты там – Эадан помнил – росли не так густо. Снег под ногами уже не хрустел, а хлюпал, и, оглянувшись, Эадан обнаружил, что его следы наливаются водой. Он давно уже дрожал от холода так, что зуб на зуб не попадал, но тут от внезапной догадки его бросило в жар. Сам того не заметив, Эадан забрел в самое сердце леса – на болото Мундейре. Зеленолицые, черногубые элайры Ддава выходят отсюда с факелами в руках – это их призрачные огни блуждают на болоте – и утаскивают на дно всех, кто посмеет явиться без приглашения во владения их ужасного господина. Перед началом Дунн Скарйады Эадан приходил сюда с дарами – он вмиг вспомнил и деревья эти, и кустарник, и болото, из-за снега кажущееся безобидной поляной. Вот куда завела его коварная нечисть! Эадан содрогнулся. Еще шаг или два – и им завладела бы трясина, из которой еще никому не удавалось спастись. Он повернул назад, спеша выбраться из гиблого этого места, – и вдруг почувствовал, что проваливается.

Эадан шагнул в сторону – почти отскочил – но одна его нога увязла, словно бы кто-то ухватился за нее цепкими лапами. С усилием Эадан выдернул ногу… И тут кочка, на которой он очутился, тоже подалась вниз. Эадан принялся озираться – кустарник, окаймляющий болото, темнел неподалеку, но между ним и Эаданом уже разливалась болотная чернота. Прежде он шел почти наугад и оттого теперь не мог припомнить, как именно спустился сюда; а между тем один неверный шаг – и ему конец… Гуорхайльцы, не в пример эсам из далекого северного Унутринга, не умели ходить по болотам; пуще смерти они боялись их и верили, что каждого, кого судьба занесла на болото, ждет неминуемая гибель. Эадана охватило смятение. В голове всё путалось; он то впадал в оцепенение, то начинал прыгать с кочки на кочку, уже не замечая, что вместо того, чтобы пробираться к берегу, углубляется в болото. Его сапоги набрали воды, переставлять ноги стало еще труднее. Неожиданно справа от Эадана, совсем близко, что-то заклокотало, забурлило и с громким всплеском вырвалось из-под тонкого слоя снега. Эадан невольно отпрянул… Его правая нога не нашла опоры – он потерял равновесие, покачнулся и рухнул в трясину.

На одно страшное мгновение Эадан с головой погрузился в теплую болотную жижу. Сразу же вынырнул, задыхаясь, отчаянно молотя руками и ногами, чувствуя, как намокшая одежда тянет обратно. Из-за темноты и воды, резавшей глаза, Эадан почти ничего не видел; на ощупь он пытался отыскать хоть что-то, за что можно ухватиться. Один раз его пальцы скользнули по чему-то твердому, вроде камня, но Эадан потерял его прежде, чем успел осознать. Он закричал, захлебываясь болотной водой, и с еще большим остервенением принялся рваться из хваткой трясины. Вновь под ладонью оказался тот камень – теперь уж Эадан вцепился в него изо всех сил. Он протянул руку дальше и ощутил пальцами влажный, мягкий мох; сорвался, вновь подтянулся, скребя когтями по мху… и, тяжело дыша, повалился грудью на каменный выступ.

Эадан все еще был по пояс в болоте: у него недоставало сил вылезти полностью. Камень под ним тоже оказался теплым. Эадан погладил его, будто живое существо. Впереди, насколько Эадан мог различить в темноте, простирался все тот же мшистый камень. Собравшись с силами, Эадан рванулся вперед и выполз на камень. Он полежал немного, успокаивая дыхание, потом поднялся – ноги дрожали – и побрел, надеясь, что камень выведет его из болота. Эадан не знал, что станет делать в лесу – он никогда не бывал по ту сторону Мундейре; не знал, как найдет дорогу к восточным хуторам. Его одежды промокли насквозь, он потерял шапку и овчину в болоте, в сапогах хлюпала вода – и мрачно Эадан думал о том, что, избегнув смерти в теплой трясине, он примет смерть от гибельного холода в лесу.

Впереди показалось нечто темное, лишь слегка посеребренное снегом – верно, снег здесь таял. Приблизившись, Эадан увидел земляную насыпь с отверстием, таким узким, что в него едва мог протиснуться взрослый мужчина. Опустившись на четвереньки, Эадан заглянул внутрь и ничего не увидел, зато учуял едкий запах дыма. Совсем недавно здесь разжигали огонь. Эадан вздрогнул при мысли о том, кто мог подниматься сюда из зловещего болота Мундейре и готовить неведомо какую пищу в землянке, подозрительно похожей на могильный холм. Но из отверстия дышало теплом, а Эадан обессилел после сражения с трясиной и совсем замерз… Призвав на помощь всю свою смелость, он просунул руку в отверстие и, пошарив в пустоте, нащупал веревочную лестницу.

Когда Эадан спустился, на всякий случай держа в зубах нож, его встретила мертвая тишина. Он замер у лестницы, прислушиваясь. Ни шороха, ни звука дыхания. Если тут и был кто-то живой («Или неживой», – со страхом подумал Эадан), то он покинул это место. Переложив нож в правую руку и вытянув руки перед собой, Эадан осторожно пошел вперед. После каждого удара сердца он ожидал, что пол под ним разверзнется и он вновь окажется в болоте, а землянка эта и запах костра – лишь наваждение, насланное сынами Ддава. Но землянка никуда не исчезала, а через несколько шагов Эадан разглядел в темноте чуть тлеющие угли. Эадан бросился к ним.

Он надеялся раздуть огонь; тогда можно будет обсушить одежду, согреться и, если повезет, хотя бы немного поспать в тепле, пока не вернулся таинственный хозяин землянки. Присев на корточки, Эадан склонился над углями и принялся раздувать их. Угли заалели ярче. К лицу Эадана поднялись струйки дыма; появился первый, пока еще крохотный лепесток пламени. Эадан заулыбался, гордясь своей победой. За холодом, за пережитым на Мундейре страхом смерти, за этим слабым огоньком, столь драгоценным сейчас, поблекли и затерялись в памяти и унижение в Ангкеиме, и изгнание. Так же, как благодатным летом Эадан забывал о тяготах зимы, а в урожайные годы – о годах голодных, теперь он забыл о постигшем его несчастье и радовался огню и теплу. Устроившись на голом каменном полу и положив нож рядом с собой, Эадан стянул с ног сапоги, снял промокшую, липнущую к телу одежду и улегся у огня.

Отблески пламени метались вокруг, как живые. Они порождали тени, но Эадан слишком устал, чтобы бояться. В конце концов, Ддав не выпустил бы его из Мундейре, если бы желал ему смерти. Разморенный теплом, Эадан начал засыпать… И вдруг проснулся. Вокруг ничего не изменилось – ничего из того, что можно было увидеть или услышать – но всем своим существом Эадан ощутил, что тишина стала иной, а темнота всколыхнулась, приняв в себя кого-то еще. Эадан схватил нож. Он обернулся, занося руку – и в тот же миг на него обрушился удар.