Надев на лицо маску праздного любопытства, разворачиваюсь к нему и показываю фотографию. Несмотря на то, что видит даже сквозь стекла очков Борис Олегович не очень хорошо, это фото узнаёт сразу. Снова расплываясь в улыбке, он приосанивается и слегка изменившимся голосом произносит:

— Это же Артурка мой. Сын. Видишь, Полинка, какой он у меня?

О, отлично, и дядь Боря туда же.

Мой. У меня. Мой сын. Мой, и ещё раз мой.

Чувствую, что зря я все-таки забыла про рюмки, и, разворачиваясь, быстро хватаю их свободной рукой, после чего возвращаюсь и сажусь диван рядом с креслом номинального главы семейства. Рюмки аккуратно ставлю на деревянные полированные подлокотники, проглядывающие из-под мягких валиков, на секунду задумываясь, а не играют ли они роль маленькой барной стойки и не поэтому ли здесь выбрал себе укромный уголок Борис Олегович?

— Что, не признала его сразу, нет? — с довольной улыбкой уточняет дядя Боря, протягивая руку, чтобы взять фото.

— Нет, — говорю, — не признала, — и оставляю снимок у себя, откладывая его рядом на диван, так чтобы отец Артура не мог дотянуться. — Совсем не признала.

И совершенно не вру при этом. Ни словами, ни действиями.

— Это он турнир только выиграл, в области, — охотно продолжает Борис Олегович, и я уже привычно иронически посмеиваюсь. Похоже, сегодня — день рассказов об Артуре всей его роднёй. Ну что ж, пусть рассказывают, а я послушаю. Страха я уже не ощущаю, наоборот, ищу в разговорах какую-то зацепку, которая подведёт меня к какому-то важному выводу Какому — ещё не знаю, но он близок, очень близок.

Дядя Боря, в отличие от жены и дочерей, с удовольствие делится со мной спортивными успехами сына. Ловко подливая бальзам, он неожиданно уверенным, тренированным годами движением, подхватывает свою рюмку, и со словами: «Ну, Полинка, за победы!» продолжает рассказ о том, как сам отвёл Артурку во дворец спорта:

— Лишь бы отвадить от этих дурных коней на селе, а то он бы там себе шею свернул, куда только Тамара смотрела! Ну какие барьеры, какая джигитовка, ему восемь лет всего было! Дед Гордей тоже… из ума выжил, угробил бы мне малого. Нет, я, конечно уважаю Гордея Архиповича… — боязливо, как будто глава рода может услышать его, несмотря на расстояние, осторожно добавляет Никишин-старший. — Но надо было отвлечь ребёнка. Не дело это, что он в селе вытворял, к чему его дед… Гордей Архипович… при всем уважении… приучал, — вновь оглядывается дядь Боря и быстро подливает себе ещё сто грамм.

А я почему-то вспоминаю слова Дениса, брошенные вскользь об Артуре: «Ещё немного, и он бы бухать по-тихому начал, как все наши пацаны, которые когда-то хотели большего»

Хотели — и не смогли. Но что помешало Артуру? Именно об этом я думаю, автоматически поднося рюмку к губам и опустошая ее вслед за Борисом Олеговичем, успевшим накатить целых две.

Несмотря на разницу характеров отца и сына, я понимаю, что будущее в этом городе у них может быть одно. Кто-то раньше сдаётся, кто-то позже. Но итог — всегда такой. Бытовуха с утра до вечера и тоска по чему-то неслучившемуся только на первый взгляд кажутся не слишком опасными врагами. Пусть это не болезнь или какая-то другая беда, которая сваливается как снег на голову, атакует быстро и резко. Но эти тихие звери подгрызают изнутри незаметно и упорно, а как капля воды, как известно, точит даже самый крепкий камень.

И с осознанием этого мне становится страшно.

— Борис Олегович, — говорю я, совсем забыв об осторожности. — А почему Артур бросил спорт? Что произошло? Ведь он его очень любил и до сих пор любит.

Мне все равно, что в глазах этой семьи я не должна и не могу знать о том, что происходит с Артуром сейчас. Мне просто очень нужен ответ на этот один единственный вопрос.

Полупьяненький дядя Боря, до этого разливавшийся соловьем, вдруг умолкает, сдавленно крякнув, после чего тяжело вздыхает.

— Да там такое дело, Полинка… Не очень хорошее вышло. Я, ты знаешь, никогда не был против, пусть бы занимался. Тем более все наперебой кричали — способности, талант у парня, не упустите, не профукайте. Но тут уже… — он снова воровато тянется за бальзамом. — Интересы семьи встали поперёк, сама понимаешь…

Ага, вот как.

«Я часть семьи, я обязан поддержать»

Никаких личных интересов, только семейные.

— А что за интересы? — задаю прямой вопрос, слыша, как речь дяди Бори теряет связность, и он снова повторяет о том, как Артурку еле приняли по возрасту в младшую группу, «слишком здоровый был, но подвижный, выносливый — из-за этого и взяли», а потом не хотели отпускать, потому что как так, он же самый первый среди юниоров, во взрослых турнирах участвовал, ему одна дорога — в сборную. Нельзя терять такой резерв.

— Ну, такие интересы, Полинка… Серьёзные! В двух словах и не расскажешь. Но вот пришлось выбирать… Как раз, когда на разряд взрослый сдал. А перед этим год э с соревнования на соревнования проездил, ему ж очки надо было зарабатывать в зачётную книжку. Тамара уже тогда транды ударила — потеряем, мол, сына, мы ж его дома совсем не видим…

— И что? И вот так просто, чтобы все домашние были довольны, он взял и передумал дальше заниматься? Первый взрослый — это же только начало. Дальше на КМС можно было идти, а потом на мастера спорта, — гну свою линию я.

— Да нет, сам бы он не бросил, хоть бы сколько Тамара ни причитала. Вот только там случай вмешался такой… нешутейный. Как будто сам бог его от этого отвадил. В тот самый вечер, как он своё получил. Как будто кто-то сказал ему — хватит. А не послушаешься — ещё получишь, — говорит Борис Олегович, а я в это самое время как будто слышу голос его жены. Уж слишком не в стиле нерешительного, но обладающего цепким аналитическим умом дяди Бори все эти рассуждения о божьем промысле и вмешательстве сил небесных. И пусть он не замечает, как повторяет чужие мысли — я-то прекрасно всё слышу.