Шрифт:
На долю секунды между нами повисает тишина, и вскоре исчезает — запрокинув голову, он смеётся.
— «Любовь и голуби», знаю! У моей семьи это любимый фильм.
О, так у него ещё и голос такой приятный… щекочущий нервы. Хотя… Стоп, Полина! Даже если бы он заговорил фальцетом или мерзким козлетоном, ты бы не обратила никакого внимания. Потому что своим смехом он выбил последнюю опору у тебя из-под ног.
Если мы смеёмся и легко реагируем на одни и те же шутки, значит плевать на эти шесть-семь лет между нами, не такая уж большая разница. Всё. Выбор сделан. Рубикон перейдён. Отступать некуда, позади… А что там позади? Здравый смысл? Сейчас мне не до него совершенно.
— У семьи? — переспрашиваю я, протягивая руку. — Я — Полина.
— У родителей, да, — он принимает мое рукопожатие, неожиданно накрывая ладонь двумя руками и на секунду мне хочется присесть и тихонечко запищать что-то вроде: «Не выпускай, не выпускай меня, так и держи, можешь хоть полдня со мной за ручку ходить!»
Но я молчу, в то время как он продолжает:
— Артур.
Что-о?! Артур?
Артур Борисович Педофил? Да быть такого не может! Он же должен был давно уйти отсюда, где-то пару часов назад! И выглядеть должен точно не так! И пахнуть… замечая, что против воли принюхиваюсь и ловлю запах его одеколона, смешанный с запахом тела, невероятно притягательным, несмотря на только что проведённую активную тренировку.
Если человек смеётся над вашими шутками и при этом вам нравится его запах — это очень быстро сломает весь ваш скептицизм. Будь он даже сто тридцать раз подозрительный спонсор-педофил. Глядя в это лицо, я никак не могу заподозрить его в гадких намерениях. Насколько обоснован мой новый вывод, как и предыдущие подозрения в подлючести? Да какая разница! Тогда я его ещё не видела, иначе никогда бы не придумала такие глупости просто из желания найти себе врага, чтобы потом с ним идейно бороться.
Богомерзкого спонсора я представляла не самым приятным елейным дяденькой среднего возраста. Такие выглядят как извращуги, даже когда их лица фотошопят для поздравительных биг-бородов. На деле оказывается, что Артур Борисович достаточно молод, и скорее всего — это его бывшая школа. И он вкладывается в неё от привязанности и по старой памяти, когда приезжает сюда, в этот город, тут же придумываю ему новую легенду я. Почему-то поверить в то, что он местный житель, у меня не получается.
— Артур Борисович? Тот самый? — с неохотой убирая руку, нарушаю паузу первая, замечая, что ему вполне комфортно молчать, и во время моих сумбурных размышлений, он просто стоит и ждёт. Ждёт, пока я заговорю, не торопит, не забивает тишину пустыми словами.
Отличное, потрясающее качество!
Так, я уже вовсю идеализирую его за красивые глаза и умение двигаться на корте, словно молодое гибкое животное, или ещё нет?
— Что значит «тот самый»? — уточняет он, слегка наклоняя голову.
— Тот самый, с которым я сегодня должна была играть? Спортсмен-перворазрядник, — про педофила я, наверное, пока промолчу.
— А, второй взрослый! Слышал, учитель говорил, — тут же отвечает он. — А это, значит, вы… — чувствую, что теперь он меня разглядывает — но не так откровенно, как я.
Его взгляд скользит быстро, как будто едва касаясь, что снова вызывает во мне озадаченность. Нет, я понимаю, что в силу профессии привыкла рассматривать людей довольно бесцеремонно, и не жду от других подобного. Но эта и впрямь очаровательная, совершенно неразвязная осторожность… Я редко встречаю ее у взрослых людей. Обычно они либо воровато прячут глаза, либо нагло пялятся, как будто желая осалить тебя. Здесь же ни того, ни другого. Что-то… особенное?
Эй, Полина! Куда тебя несёт?
Чтобы отвлечься от мыслей, насколько низко я пала, наделив человека «особенными» и «потрясающими» качествами всего лишь после пары минут знакомства, решаю вновь отвлечься на разговор.
— Ну, в принципе да… Второй… Взрослый. Но вы же не погоните меня отсюда? А то ваш тренер был готов.
— Николай Афанасьевич? — внимательнее присматривается ко мне Артур. — Нет, он бы так точно не сделал. Просто переживает сильно насчёт школы. Тут его руками половина работы сделана.
— Вот как? А он сказал, что вашими.
— Преувеличивает, — легко отбивается от моих комплиментов он. — А почему вы опоздали и не пришли на двенадцать?
— Опоздала? — я невинно хлопаю глазами. — Ну, так вышло. Я говорила, что если не успею к полудню, то буду на два. А вот что вы, Артур Борисович, делаете на корте, когда вас тут быть давно не должно? — я как будто возвращаю мячик на его половину поля. И если в реальной партии против него я и пяти минут не продержусь, то в словесной — могу и потягаться.
Он смотрит на меня озадаченно, а потом на его щеках начинает проступать пунцовый румянец. В тот же самый момент я все понимаю и начинаю сдавленно смеяться. Вот мы и засыпались — оба сразу.