– А вот директор говорит, что вы тут дебаширите.

– Мы? – удивлённо произнёс один из наших «друзей». Он поднялся, обнял нашего преподавателя, поцеловал его в щёку и так убедительно добавил, – если мы не виделись много-много лет, то имеем полное право сидеть в ресторане и вспоминать наше прошлое.

– Да, да, он прав, – поддержал говорившего преподаватель, закинув свою руку тому на плечо.

Мы с Геной присутствовали на таком бесплатном представлении, и не знали, как на всё реагировать, и, что ожидать дальше.

– Пошли, ребята, – обратился к нам преподаватель, – больше тут делать нечего. Нас здесь не уважают.

Достав из кармана деньги, он отсчитал какую-то сумму и небрежно бросил их на стол.

– Вот за ваше угощенье, – сказал он хозяйке.

Немая сцена из пьесы «Ревизор». Наши спасители обиженно смотрели на преподавателя. Милиционеры были в полной растерянности, только хозяйка осторожно потянулась за деньгами.

– Нет, нет, подождите, – наконец, вымолвил один из сидящих мужичков, – мы хотим продолжения.

– А вы продолжайте, мальчики, мы скоро придём, – успокоил их преподаватель. Он подхватил нас с Геной под локоточки и спокойно повёл к выходу.

Мы продолжали молчать, ожидая от него какого-то нового подвоха.

– Ну, вот, теперь мы друзья. А друзья не ссорятся. Вы меня здесь не видели и я вас тоже не встречал. До свиданья, встретимся на паре.

Он повернулся и пошёл в неизвестность. Пока мы присутствовали на этом концерте, вечер уже стал встречать ночь, а мы, довольные проведённым временем, направились к нашей тёте Нюре.

Случилось так, что билетов на один поезд с нашими коллегами – и мальчиками и девочками – мы купить не смогли, поэтому на следующий день только мы с Геной, счастливые отправились на Алтай.

Трудно сейчас выразить словами те чувства, которые мы ощущали, глядя в окно вагона на мелькающие полустанки, поля и леса, горы и долины. На больших станциях мы старались выйти и вдохнуть воздух неизвестности и свободы.

Может быть, и не стоило бы теперь об этом говорить, но для нас ещё неопытных путешественников, все мелочи казались значимыми. Проехали мы города Барнаул, Рубцовск, Семипалатинск, Усть-Каменогорск. Во время пересадки с поезда на поезд в одном городе, по-моему, в Рубцовске, нам с Геной целую ночь пришлось провести на вокзале. Народу там было много, не думаю, что все ехали на геологическую практику, но, присесть и отдохнуть, там было негде. Вокзальный воздух, специфичный для всех вокзалов страны, мутил сознание и требовал от наших лёгких, чтобы обеспечить организм кислородом, работать в полную силу. Мы, то выходили на улицу, то возвращались обратно в зал ожидания, надеясь найти место для ночного бдения. И только глубокой ночью, часть людей сорвалась со своих насиженных мест, и рванулась на проходящий, транзитный поезд. Тут нам с Геной повезло, мы нашли даже два свободных деревянных дивана с высокими спинками. Не теряя времени, мы их заняли, растянувшись в полный рост и получая неописуемое удовольствие после длительного брожения по вокзальным просторам.

Ничто не предвещало каких-либо встрясок или происшествий. Я крутился с боку на бок, давая отдохнуть примятой деревянным диваном части тела. Но, всё-таки даже так лежать лучше, чем стоять или ходить из угла в угол.

Незадолго до этой поездки, я на сэкономленные студенческие деньги купил неплохие наручные часы «Победа». Давно мечтал я об этом и, наконец, получил полное наслаждение от их тиканья. Надо, или не надо было, но я часто поднимал руку с часами и любовался бегающей секундной стрелкой.

Во сне я был, конечно, не такой наблюдательный, и руку с часами опустил вниз так, что она висела, показывая всем мои часики. А они тикали себе и тикали.

Жулья на этом вокзале, так же, как и на всех других, было полно, и они бдительность не теряли – замечали всё, что плохо лежит или хорошо висит. А моя рука была именно в таком висячем положении. Бдительный воришка, увидев мои часы, с противоположной стороны залез под мой диван и нацелился оставить меня без предмета удовольствия. Только он намерился срезать или отстегнуть ремешок, как маленькая девочка на противоположном диване заплакала, мама проснулась и увидела, как под моим диваном лежит человек и пытается бритвой с моей висячей руки срезать часики. После долгой вокзальной и привокзальной беготни я бы не почувствовал хирургической операции на моей руке. Спасибо девочке, она знает, когда надо просыпаться. Мама, не отдавая себе отчёта о последствиях, закричала истошным голосом.

– Воры, держите их.

Проснулись все, кто нашёл себе ночлег на соседних диванах. Я тоже услышал этот устрашающий крик, быстро поднялся, оставив часы в руке поддиванного «хирурга». Я почувствовал, что моя рука совсем не такая, с какой я засыпал на этом ложе – чего-то на нейне хватает.

– Вон он, вон вор, – указала она мне на воришку, который понял, что операция была неудачной, швырнул часы на междиванное пространство и выкатился на другую сторону.

Дежурный милиционер, стоя дремавший возле соседней колонны, быстро подскочил и скрутил руки, ещё не успевшему встать, воришке. Дальнейшая процедура проходила без нашего участия. Я взял часы, но надеть их на руку с помощью подрезанного ремешка, не удалось.