Его фамилия, как визитная карточка. Андрей Юрьевич всегда так собран и непоколебим, что его спокойствия хватит на всех больных и их родственников. Но ведь в тихом омуте черти водятся. Именно они-то сейчас и плясали в почти чёрных глазах. Пугающих и одновременно завораживающих, что я неосознанно отвела взгляд.

— Лика, — в успокаивающем жесте ладонь легла на моё плечо, скользнула к шее, а затем совсем не по-отечески устремилась вдоль позвоночника к талии. — Частичный ответ почти всегда переходит в рецидив. Увы. Сейчас наша задача пройти повторное обследование, полностью сменить тактику лечения, чтобы уменьшить риск повторения циклов и не допустить прогрессирования. Стабилизация — это хорошо, но мы держим курс на полную ремиссию.

Куда держала курс мужская рука, я могла лишь догадываться. Тепло и лёгкий нажим переместились ниже допустимого уровня, остановившись ниже пояса брюк. Поэтому я импульсивно отскочила к стене, даже не боясь показаться слабой и напуганной.

Я не боялась Тихого. Я боялась скомпрометировать себя, дать повод рассматривать меня под другим углом.

Мне нужны были границы, за которые я могла бы спрятаться и не пускать взрослого мужчину.

Если я ошибалась на его счёт, то он просто не заметит побега и не придаст никакого значения. А если его действия не что иное, как флирт, тогда я наглядно показываю, что не мешаю личное с чем попало.

Мы знакомы чуть меньше двух лет, но ранее не были замечены подобные развязные жесты или двусмысленные взгляды.

— Извините, — искреннее осознание совершенной ошибки подкупило, но продолжение разбило. — Я вынужден ненадолго отойти, — он извинялся не за прикосновения, а за занятость и спешку. — После обхода я займусь Верой Алексеевной. Подберу оптимальное лечение, которое нужно будет начать как можно скорее, если мы не хотим упустить время.

— Не хотим, — обречённо ответила я и спрятала дрожь пальцев в карманах узких джинсов. Положение слишком плачевно, но выпрыгнуть из кожи вон я не могла, даже ради поиска денег на лечение. — Но мы ещё и за прошлый курс не погасили долг. Как быть, если сумма на лечение окажется неподъемной для нас?

Затаив дыхания, ждала ответа. Вернее, я знала его, но очень хотела услышать что-то успокаивающее, что-то способное помочь мне немного расслабиться. Но под властным взглядом мужчины, я лишь сильнее напрягалась, сбиваемая волной мужской самоуверенности.

— Давайте завтра, всё обсудим завтра.

— Спасибо и до свидания.

Я выдохнула с облегчением, как только Тихий, развернувшись на пятках, поспешил по коридору к выходу с этажа. Волнительное предчувствие, сковавшее грудь, отступало медленно.

Переведя дыхание и нацепив самую безмятежную улыбку, вошла в палату, но пройти к маминой кровати не получилось.

— Ну что, роковуха, ты согласна отдаться Тихому за лечение на бюджетной основе? — Лялька спрыгнула с банкетки и топая слишком массивной подошвой по полу, двинулась в мою сторону.

— Что ты несёшь? — я буквально задохнулась от наглости и откровенного бреда. Гонимые мной мысли о том, что мамин лечащий врач проявляет интерес, вновь ударили в голову.

– Я видела, как он терся возле тебя, — Ляля глянула поверх моего плеча, и я поняла, что дверь была не заперта, а сестра стала свидетелем далеко незаурядной сцены. — Прямо ручки не знал куда деть и на слюни исходил. Он давно перешёл от прозрачных намёков к действиям. Давай… переспи с ним и проблема денег отпадёт сама собой.

— Замолчи, — я сомкнула пересохшие губы и шумно сглотнула, говорить больше не хотелось, но стоило остановить ядовитый поток Ляли. — Ты хотя бы маму постеснялась. Андрей Юрьевич мне в отцы годится, у него семья.

— А чего тут стесняться? Я совершеннолетняя, паспорт имею и понимаю больше своей глупой сестрицы. Такова суровая правда: хочешь что-то поиметь от жизни, дай нужному человечку поиметь себя.

Слова, выплюнутые Лялькой с желчью, ударили больнее, чем моя импульсивно отвешенная ей пощечина.

Мама вскрикнула, но заступиться ни за одну из нас не решилась, сохранив нейтралитет. Мы обе были виноваты в скандале, что учинили в присутствии и без того удрученной женщины.

— Ты ведёшь себя как бессердечная сука. Мать умирает, а она свою дырку бережёт. Зачем? — задыхаясь, Лялька кричала прямо мне в лицо, сдерживая в уголках глаз слезы. Но даже видя её боль, я не могла пересилить себя и пропустить оскорбления мимо ушей. — Для Саши? Так он имеет тебя бесплатно, даже наверное, не за спасибо и не от огромной любви. Кому по доброй воле нужна такая фригидная стерва?!

Слов возражений найти не сумела, просто позволила Ляле в слезах сбежать от меня, от проблем и забот, которые снова пали на мои уставшие плечи.

Хотелось остыть, злость в груди полыхала огнём, обжигая всё внутри. Не дожидаясь очередной разрушающей вспышки скандала, я выскочил на улицу. Предварительно хлопнул дверью, и до скрежета сцепив зубы.

Душное помещение, пропахшее медикаментами и болью сменилось уличной свободой. Ветром бросилось в лицо ощущение вольности. Стены перестали давить, но не нагнетать. Здесь всё работало против. Как против больных, так и против частых посетителей. Неизлечимость забирала силы, веру и жизнь, делая оставшихся людей в этих стенах черствыми, несчастными и одинокими.